О конкурсных произведениях с 401 по 420 говорят обозреватели Кубка Мира по русской поэзии Евгений Овсянников и Юлия Малыгина.
Ю.М:
Прошлый обзор завершила так:
«Когда-то давно речь на портале шла о засилии нарративов, которая в простейшем изложении выглядела так: «да напиши на библейскую тему и стих возьмут в лонг».»
Конечно, дело не в теме, да и не в том, что нового сообщает стихотворение, да и не в «как», дело в чём-то другом: в точности, что ли, неразмытости.
И вот этой точности, неразмытости как будто и не достаёт. То, что и так понятно, сообщается с излишком, а то, чего не хватает — того и не хватает. Наверное, это зависит от читателя.
Что же, в отсутствии тем — вот и тема для следующего диалога.»
И в этой двадцатке хотелось бы обратить внимание на точность — что она такое есть?
В современном мире под точностью может пониматься что угодно, для расширения контекста можно обратиться к журнальному залу, чтобы посмотреть, как словом «точность» пользуются критики (правда, судя по тому, что поиск даёт 2 тысячи результатов, даже по 10 минут на статью даст 20 тысяч минут или 333, 33 часов, что равно почти 14 дням безе перерывов на сон и еду).
И вот ситуация, в которой мы вынуждены говорить — это ситуация, когда с одной стороны информации много, контекста много, а с другой — приходится выбирать, строить свой выбор, потому что человеческой жизни на всю информацию не хватит, нужно несколько жизней, чтобы изучить все-все-все возможные произведения. Но — ведь даёт эти произведения (возможность этих произведений) один и тот же мир или нет?
И если это разные миры, разные устройства языка, разные структуры, значит человеческой жизни точно не хватит на всё многообразие? На постижение или изучение этого многообразия, не говоря о пополнении его. Значит, всё равно возвращаемся к выбору как отбору того, что кажется важным, значимым, необходимым, сущностным и чем точнее я в этом отборе, тем больше за свою жизнь я могу получить (звучит двусмысленно, но второй смысл не мешает). Всё, на что я могу повлиять — точность отбора, точность формулировки желаний перед собой, которые и будут влиять на отбор, но — останется ли здесь место прекрасному и неожиданному? Думаю да, коль скоро допускаю возможность «движения души».
Но что нам говорят, тем не менее о точности, применительно к поэтическим произведениям? В простой интерпретации речь идёт о некоторой образной точности, под которой совсем упрощённо понимают наличие «картинки», мол, если картинка сложилась, образ воплотился как представимый («легко»), то и речь точна. Если отойти от поэтической речи и вернуться к стилистике речи вообще, то под «точностью» поймут скорее речь, для которой состоялся коммуникативный акт, то есть речь работающую, то есть выполнившую функции.
Но какие функции можно обнаружить в речи поэтической? Одно из утверждений — «цель поэзии — поэзия», которое часто декларируют многие поэты. Но что означает сегодня это выдернутое из письма Пушкина утверждение? То, что цель поэтического высказывания — само поэтическое высказывание не должно вызывать вопросов, однако если задать вопрос: «а кто сказал, что поэтическое подчиняется цели», то ответов мы не найдём и в переписке Пушкина.
Процитирую его письмо:
131. В. А. ЖУКОВСКОМУ.
20-е числа апреля (не позднее 25) 1825 г.
Из Михайловского в Петербург.
Вот тебе человеческий ответ: мой аневризм носил я 10 лет в с божией помощию могу проносить еще года три. Следственно, дело не к спеху, но Михайловское душно для меня. Если бы царь меня до излечения отпустил за границу, то это было бы благодеяние, за которое я бы вечно был ему и друзьям моим благодарен. Вяземский пишет мне, что друзья мои в отношении властей изверились во мне: напрасно. Я обещал Николаю Михайловичу два года ничего не писать противу правительства н не писал. «Кинжал» не против правительства писан, и хоть стихи и не совсем чисты в отношении слога, но намерение в них безгрешно. Теперь же всё это мне надоело; если меня оставят в покое, то верно я буду думать об одних пятистопных без рифм. Смело полагаясь на решение твое, посылаю тебе черновое к самому Белому, кажется, подлости с моей стороны ни в поступке, ни в выражении нет. Пишу по-французски, потому что язык этот деловой и мне более по перу. Впрочем, да будет воля твоя: если покажется это непристойным, то можно перевести, а брат перепишет и подпишет за меня.
Всё это тринь-трава. Ничего не говорил я тебе о твоих «Стихотворениях». Зачем слушаешься ты маркиза Блудова? пора бы тебе удостовериться в односторонности его вкуса. К тому же не вижу в нем и бескорыстной любви к твоей славе. Выбрасывая, уничтожая самовластно, он не исключил из собрания послания к нему — произведения, конечно, слабого. Нет, Жуковский,
Веселого пути
Я Блудову желаю
Ко древнему Дунаю
И — — — — его — — —
«Надпись к Гёте», «Ах, если б мой милый», «Гению» — всё это прелесть; а где она? Знаешь, что выйдет? После твоей смерти всё это напечатают с ошибками и с приобщением стихов Кюхельбекера. Подумать страшно. Дельвиг расскажет тебе мои литературные занятия. Жалею, что нет у меня твоих советов или хоть присутствия — оно вдохновение. Кончи, ради бога, «Водолаза». Ты спрашиваешь, какая цель у «Цыганов»? вот на! Цель поэзии — поэзия — как говорит Дельвиг (если не украл этого). Думы Рылеева и целят, а всё невпопад.
Источник: http://pushkin-lit.ru/pushkin/pisma/131.htm
«Думы Рылеева и целят, а всё невпопад», сказанное после «Цель поэзии — поэзия» можно понять, как обыгрывающее и обшучивающее серьёзное утверждения Дельвига, «думы Рылеева и целят», здесь «цель» превратилась в глагол «целит», в смысле наводят прицел и не попадают, то есть можно прочесть как «поэтическое получается, но без толку», это если огрублённо обобщать, интерпретировать так, как мне нужно для дальнейшего ведения мысли, — чтобы получить некоторый разговор о поэтических текстах, необходимо решить для себя: что это такое — поэтический текст?
Но огромность проблемы может положить под завал огромное количество времени безо всякой надежды на разрешение вопроса, единое, окончательное и бесповоротное, но разве не в том и суть — выразить невыразимое, состояться как автору, размять речевой аппарат, — наконец-то вольно выбирать то, что нужно конкретному автору, независимо от профессиональности, хотя всегда было вольно выбирать, на самом деле, не считая того семидесятилетия, в котором заключены настоящие бездны нормы.
Вернусь к тому, с чего начала, но для начала ещё раз обопрусь мыслью о Пушкина:
О ПОЭТИЧЕСКОМ СЛОГЕ
В зрелой словесности приходит время, когда умы, наскуча однообразными произведениями искусства, ограниченным кругом языка условленного, избранного, обращаются к свежим вымыслам народным и к странному просторечию, сначала презренному. Так некогда во Франции blasés <см. перевод>, светские люди, восхищались музою Ваде, так ныне Wordsworth, Goleridge <см. перевод> увлекли за собою мнения многих. Но Ваде не имел ни воображения, ни поэтического чувства, его остроумные произведения дышат одною веселостию, выраженной площадным языком торговок и носильщиков. Произведения английских поэтов, напротив исполнены глубоких чувств и поэтических мыслей, выраженных языком честного простолюдина. У нас это время, слава богу, еще не приспело, так называемый язык богов так еще для нас нов, что мы называем поэтом всякого, кто может написать десяток ямбических стихов с рифмами. Мы не только еще не подумали приблизить поэтический слог к благородной простоте, но и прозе стараемся придать напыщенность, поэзию же, освобожденную от условных украшений стихотворства, мы еще не понимаем. Опыты Жуковского и Катенина были неудачны не сами по себе, но по действию, ими произведенному. Мало, весьма мало людей поняли достоинство переводов из Гебеля, и еще менее силу и оригинальность «Убийцы», баллады, которая может стать наряду с лучшими произведениями Бюргера и Саувея. Обращение убийцы к месяцу, единственному свидетелю его злодеяния.
Гляди, гляди, плешивый — стих, исполненный истинно трагической силы, показался только смешон людям легкомысленным, не рассуждающим, что иногда ужас выражается смехом. Сцена тени в «Гамлете» вся писана шутливым слогом, даже низким, но волос становится дыбом от Гамлетовых шуток.
Примечания:
Черновой набросок, относящийся к 1828 г., опубликован в 1922 г. В этой статье Пушкин пишет о поэтах, обращавшихся к просторечию.
Ваде (1720—1757) — представитель «пуассардской» поэзии (применявшей речь парижских базарных торговок).
Переводы из Гебеля — Жуковского: «Овсяный кисель», «Красный карбункул», «Деревенский сторож», «Тленность» (1816); «Убийца» — баллада Катенина 1815 г. Цитируемый Пушкиным стих из «Убийцы» читается:
«Да полно что! гляди, плешивый!»
Источник: http://pushkin-lit.ru/pushkin/text/articles/article-025.htm
«Опыты Жуковского и Катенина были неудачны не сами по себе, но по действию, ими произведенному.», — вот здесь и остановила бы мысль, присвоив себе такое понимание Пушкина, которое требуется, а именно — произведения как произведённого действия — это и есть одна из возможностей интерпретации и оценки. Именно на этом произведённом (или непроизведённом) действии и остановлюсь в этом обзоре.
А попутно (если будет сам то диктовать материал), остановлюсь на точности и избыточности, как вижу их, как понимаю их.
Евгений, что такое «поэтическая точность» для Вас? Как Вы понимаете: да, это точно, а вот это — неточно. А, ну и представляет для Вас ценность «точность»?
О.Е.:
Юлия, давайте, сразу условимся, что мы не будем оперировать строгими терминами и определениями. ) Тем более, что для поэтической точности (далее — ПТ) строгое определение вряд ли мы найдём. «Поэтическая точность» обитает где-то в области ощущений и субъективных оценок, если понимать под точностью соответствие — кстати, чему? ) — текста во всех его взаимовложенных структурах и уровнях.
Формальной оценке лучше поддаётся точность на уровне языка, в частности, — лексика. Вот этот аспект можно было бы развернуть, только зачем? Про частности всё более-менее понятно, но ведь Вы не этот узкий смысл имели в виду?
В эту тему можно углубиться, и всё это очень интересно. Но есть одно «но». )
Точность ведь у нас в разговоре возникла как антитеза размытости. И вроде бы (или мне чудится) ПТ уже звучит оценочно. Так вот, не можем ли мы утверждать, что размытость и некоторая неточность — это необходимый элемент хорошего стихотворения, родимое пятно поэзии вообще? Предвижу, конечно, возражения, поэтому скажу иначе. ) Поскольку на размытостях и неточностях построены многие хорошие стихи, не следует ли вывести неточность за рамки разговора о хорошей поэзии?
Если же речь о точности соответствия, например, жанру, то и здесь трудно ухватить «ядро» понятия: существуют гибридные формы. Проблема в самом происхождении понятия: «точность» это всегда соответствие чему-то.
Например, есть точность выбора лексики, фотографическая точность поэтической зарисовки, точность выбора метода, психологическая точность образов.
То есть выражение удобное, крайне неточная она, эта «точность» :), оставляет простор для предпочтений. ).
Ю.М.:
По поводу «размытости» и «точности» — с изначальными предпосылками абсолютно согласна, дело ведь не в том, чтобы описать/определить максимально объективно, это, всё же, больше относится к области научного знания, и мы в эту сторону (вроде бы) не стремимся.
Но когда исчезает научность, появляется оттенок «критического» как «оценочного» и тогда получается, что любое определение — будто оценочное. А это ведь не так! Конечно же может существовать очень точный и не очень работающий текст, как и текст размытый, но прекрасный.
Поэтому неточности я бы не выводила, а попробовала обнаружить тексты, в которых неточности — просто неточности, и те, в которых неточность — прекрасная неуточнённость, то самое мерцание.
О.Е.:
А чем отличаются эти две неточности? Как отличить одну неточность от другой? Только чтобы наверняка.
Ю.М.:
В эссеистике-то? На слух критика, потому что более неблагодарного дела, чем предложение чётких терминологий и систем трудно придумать.
Конкурсное произведение 401. «Строкой бегущей»
О.Е.:
Не знаю, что сказать об этом стихотворении, кроме того, что автор, говоря его же словами, «закутал основы нужных слов». Интересничанье несколько неуклюжим показалось.
Ю.М.:
Интересно, откуда этот образ писания стихов как укутывания слов? То есть, заботясь о словах, пишется стихотворение? (Если помнить о том, что почти любое стихотворение можно прочесть как «стихотворение о стихотворении»)
Такое уподобление встречается не в первый раз — и большой вопрос, какая именно это точность, и что означает.
На мой взгляд — очень точное в правоте своего чувства стихотворение, лирическое удивление своему нынешнему положению — как это ты могла (мог) влюбиться?
Здорово сделано, очень яркий текст, слова в нём приходят в движение относительно друг друга.
Конкурсное произведение 402. «…Не сойти бы с ума»
Ю.М.:
Совершенно короткое стихотворение, очевидно отсылающее с одной стороны к «не дай мне Бог сойти с ума», а с другой — к некоторой действительности как достоверности в глазах некоторого субъекта.
* * * Ночь. Снег. Тишь. Тьма. Не дай мне Бог сойти с ума во тьме, в тиши, в ночи, в снегу. Завешу окна, свет зажгу, камин растапливать начну, в эфире выловлю волну, и запоет она сама: - Нет, лучше посох и сума... Наталья Горбаневская
Дало ли мне что-то расширение контекста? Честно говоря, нет, — вспомнилось стихотворение, вспомнился Пушкин, вспомнился Петров, но — каково действие конкурсного произведения и на что оно направлено?
Если вспомнить, что иногда цель — диалог как разговор, то в этом смысле произведение вполне себе действует: вспоминается нужное произведение, опознаётся ситуация диалога и в речь даже проникает «сумо», надеюсь, это не произведения классиков изображены в виде «общества сумо».
Яв’ится сама — это, скорее всего, отсылка к пушкинскому метасюжету «цель поэзии — поэзия», который очень условно пушкинский, однако попалась одна прелюбопытная статья:
Степень зрелости и ответственности поэта становится по-настоящему высокой лишь тогда, когда он в стихах обращается к теме стихов, когда они начинают думать о самих себе, «воображая» себя пишущими стихи. Поэт предлагает своеобразный метасюжет как «объяснительный» сюжет всех сюжетов на тему поэзии в своём раннем творчестве.
Причём перед нами не имитация старых текстов на эту тему, но их качественное перераспределение в рамках одних и тех же поэтических формул. Пушкин создаёт тот метафизический язык, которого так не доставало русской поэзии, — язык саморефлексии стихотворного текста, передающего запредельную сущность поэзии. Она-то и становится главным адресатом его безымянного послания.
С.Б.Калашников «Цель поэзии — поэзия. Об одном метасюжете пушкинской лирики.»
Можно ли прочесть конкурсное произведение как произведение, рефлексирующее самоё себя и собственное устроение? Безусловно, это один из слоёв, который бывает во многих произведениях: слой, говорящий стихотворением о стихотворении, и упомянутое стихотворение Натальи Горбаневской — в том числе. Можно ли поспорить со статьёй Калашникова? А как же! Но не станем этого делать, а перейдём к другой параллели: «не дай мне Бог сойти с ума» Пушкина и «Как сказать» Беккета.
Предельное состояние — состояние реализованного страха, тогда и страха нет, речь становится механистической, из неё уходят образы и символы, от которых последовательно уходил Беккет, чтобы увидеть, есть ли что-то кроме. Сейчас, когда так ощущается в пространстве Нечто (Ничто?), когда мир расколот, единственное желание субъекта (как я его поняла) — не оказаться в ситуации реализованного страха, существуя внутри него, — иным и не объяснить это странное перекатывание рифм.
О.Е.:
Ух. ) И хочется продолжить:
«не сойти мне с дождя мне и с места уже не сойти»
то есть в концовке увидеть бы подобную запутанность — вот вам, пожалуйте, и размытость бы случилась. Но всё равно она уже есть, с дождевой акварелью.
Удивительно, но совершенно не кажется это стихотворение вторичным, построенным вокруг известной цитаты.
Ю.М.:
Тут вопрос — как относиться к вторичности, если относиться к вторичности, как М.М. Бахтин, то оценка будет (очевидно) восхищённой, если пользоваться словом «вторично» в смысле «умножающее пустоту», то и оценка будет негативной.
Мне, всё же, ко вторичности нравится относиться по Бахтину, а те произведения, которые можно описать как вторичные, обозначать как-то иначе, памятуя о том, что «вторичность» в целом обладает так себе коннотациями, пусть бы и время сейчас для «произведений искусства в эпоху технической воспроизводимости» (это уже из эссе Вальтера Беньямина 1936 года).
Конкурсное произведение 403. «Проумру»
О.Е.:
Вот и поэтический мем дождался стихотворения про себя. )
И снова про укутывание слов!
«интонациями света мы укутаем слова».
Пожалуй, да, слова здесь «укутаны», осторожное такое высказывание, в меру симпатичное, в меру таинственное, в меру нежное. Но осторожное — всё-таки слишком.
Ю.М.:
Кстати о мемах) Их придумал Доккинз, впервые употребив это слово в книге «Эгоистичный ген», с его помощью показал, в обществе есть аналоги генов, основанные на культуре.
Нам необходимо имя для нового репликатора — существительное, которое отражало бы идею о единице передачи культурного наследия или о единице имитации. От подходящего греческого корня получается слово «мимема», но мне хочется, чтобы слово было односложным, как «ген». Я надеюсь, что мои получившие классическое образование друзья простят мне, если я сокращу слово «мимема» до «мем».
Ричард Доккинз «Эгоистичный ген».
По существу стихотворения если, то … ну, приятное, милое, разными прилагательными можно описать ощущение от чтения. Но — что в сущности остаётся? Только ощущение и остаётся, можно (при желании) увидеть микроцитаты из любовной лирики. Но — зачем? Нет ответа, если честно.
И слова снова «укутаны», но как удивительно, что два таких текста в одной двадцатке — грех не сравнить. Здесь всё — более — более зимнее, более красочное, более образное и более жизнеутверждающие. Красок и картинок много, а толка мало, точно вам говорю)
Конкурсное произведение 407. «Свод зимы»
Ю.М.:
Удивительное чувство возникает — чувство красоты, не в том смысле, что слова красивы, то есть неточны и лишены смысла, а в том смысле, что текст очень красив.
Если читать как стихотворение о стихотворении, то его задача — синтез. И это очень трогательная задача, откликающаяся. Действительно — сколько уж можно играть в разъятия и соединения, не проще ли выработать методики синтеза?
В тексте так прямо и написано:
на свод зимы восходит перочинный росток луны и перочинный лёд его в бесплотной луже отражает раскруживают небо фонари соединяя запад и восток
Порождение живой пустоты — великолепная находка текста, — надеюсь, что из этой предельной точки есть выход, — и текст говорит, что есть, — «молчанье набирает звон / звенит».
Есть ещё один момент, который бы хотелось отметить: предлоги; то, как синтезировано управление: вся первая часть пользуется предлогом «от», во второй части появляется предлог «в», в третьей части из этих двух предлогов остаётся только «в», — это кропотливая языковая работа текста: отрицание остаётся, апофатика остаётся, но «от» растворяется.
О.Е.:
Для начала перепроверил номер – мы об одном и том же стихотворении говорим? )
Ну, то, что текст хочет сделать читателю красиво, нежно и тонко, это видно.
Текст уклончивый. Во–первых, ЛГ декларирует: «я уклоняюсь от больших дорог», во-вторых, это читается за всеми этими отрицаниями в первой и второй частях, «не-ни-ни-ни-не-ни-ни-не-не-ни». От кого-чего уклоняется этот стих? Очевидно, от вещности-материальности, которая настигает-таки лирического героя в третьей части.
Есть досадные, но на фоне звёздного купола простительные мелочи, вроде давно уже оттрепетавших своё ресниц.
И вот пройдя через всё это – а это была нескучная экскурсия – готов признать: свод небес красив. Отчасти это заслуга автора, отчасти – самого зимнего звёздного неба с Орионом и Сириусом.
Конкурсное произведение 409. «И не жизнь моя»
О.Е.:
Прочиталось как пересказ сна, потому что росомаха в поэтических текстах зверь нечастый, словарями символов не упоминаемый. В конце подтвердилось: «спросонок», «сквозь сон».
Впрочем, появилась у меня версия. Биться за неё не буду, но право на существование имеет. )
Росомаха – будильник, мышонок – заводной ключик будильника. Посмотрите: собирательно, вместе, они (то есть Время) всё перемалывают, едят «перловку беды и обиды пшёнку». Камень стучит-дребезжит – тиканье часов. «Росомаха…ведёт усами» — стрелки часов двигаются. И вот скрытый смысл всплывает: «росомаха…оглядывает-позыркивает часами». Ну и в конце — final countdown, ночь перед рассветом темнее всего, а звонок ожидается со страхом.
Ю.М.:
Что-то подсказывает, Евгений, что это очень точная интерпретация — меня не покидает ощущение, что есть какая-то бытовая ситуация, которая так ею и остаётся, в каких бы животных что там не превращалось.
Но после мышонка, плетущего россомахе косу, текст расправляется, потому что за цветистостью повествования забываешь уже, что там чем является, и даже почти исчезают «дремучие чащобы».
Конкурсное произведение 412. «Эпизод»
Ю.М.:
Какое интересное стихотворение! Не понимаю, зачем конкурсная традиция выбирает себе в кумиры текста-полотна, а не такие, которые всматриваются в современность.
Давайте пойдём дальше и представим, что «она» — красота. «Среди других играющих детей / Она напоминает лягушонка», — если учесть это знаменитое стихотворение Заболоцкого, то перед нами проявится текст, говорящий о современном представлении о красоте, как о предельной мертвенности, идеальности, безупречности.
Сосуд она в котором пустота, Или огонь мерцающий в сосуде? Н.Заболоцкий "Некрасивая девочка"
маленькие узкие стопы сложены книжкой о чем она? Конкурсное произведение «Эпизод»
О.Е.:
Мне кажется, ответ на финальный вопрос — о чём эта книжка — в том, что это про убегание от смерти через несерьёз. А что есть в этом тексте помимо самой занятной фабулы? Ну да, есть вот, оказывается, актриса, которая играет трупы. Ну да, забавно. А дальше что? Вполне себе традиционный текст.
Ю.М.:
Не знаю, насколько этому тексту знакома статья Сергея Булгакова «Труп красоты», однако именно потому, что «труп красоты» и «красота трупа», — это достаточно известный спор Сергея Булгакова и Николая Бердяева, интерпретирую это произведение, как текст о красоте.
Для меня этот текст прозвучал чуть более, чем просто занятно.
Конкурсное произведение 413. «Слово о спасении»
О.Е.:
Текст из разряда «take it, or leave it». Он сам короткий как выстрел. Мне нравится, что он здорово проверяет читающего. Мне он нравится. Юлия, видимо, расскажет, что с этим стихотворением не так.
Ю.М.:
Не расскажу, не люблю антропоцентричные тексты, когда в центре мира некоторый человек. Не может на человеке всё держаться, он смертен.
При этом вполне допускаю, что такие тексты очень нравятся.
О.Е.:
Совершенно непонятно, из каких слов в этом немногословном стихе следует, что человек в центре мира, и на нём всё держится.
В этом стихотворении есть один недостаток. Видимо, настолько уже вошло это выражение в обиход, что слух не режет. Это «делать выбор» — чистая калька с английского «make choice».
Ю.М.:
Сверила ещё раз номер — да, мы говорим об одном и том же тексте. Попыталась представить себе, кто/что ещё могло бы как-то говорить о себе: «я — … дрожанье искусанных губ», — и не смогла представить ни ситуацию, которая бы это дрожанье оправдывала, вместе со всеми остальными событиями и сравнениями, ни кто бы ещё это мог быть, кроме человека.
Так и вижу «апокалипсис имени дяди Надсона» и ничего не могу с собой поделать.
Конкурсное произведение 414. «Булочка»
Ю.М.:
Не покидает ощущение, что текст чего-то сущностного недоговорил.
Вот булочка, женщина, снегурочка и привычки, — но о чём говорит привычка «с собой» булочку брать? Дело ведь не в том, наверняка, что самолёт может разбиться, а она об этом не думает и не помнит, а потребительскими привычками заслоняет страх смерти, или так даже — страхом жизни заслоняет страх смерти.
Но (скорее всего), это я вчитываю.
О.Е.:
Да, скорее всего.
Конкурсное произведение 416. «До скорого»
О.Е.:
Пустовато.
Ю.М.:
Пей, душка, ешь, да хоть и запляшись, Не станешь лёгкой, радостной и смелой. Я пробовала. Но не заглушить Той самой мысли – о земных пределах.
Вот эти строки убеждают, что не всё так просто в этом стихотворении. «Душа» — «душка», и «душка» — «приятный милый человек», и «душка» — «грудка птицы», — все значения этого слова уместны, все они есть в стихе.
Но что за душка пьёт и ест, пляшет?
душка поблядушка побирушка бедного тельца кидалачка иди ты сама знаешь куда в черную дыру японскую там и шути свои шуточки Игорь Булатовский
А вообще — это император Адриан:
Animula, vagula, blandula Hospes comesque corporis Quae nunc abibis in loca Pallidula, rigida, nudula, Nec, ut soles, dabis iocos...
И существует множество переводов этого стихотворения (адаптированных, понятно):
Душенька, беженка, неженка, дружок и гостья бренности, куда теперь отправишься, голодная, сирая, босая? утехи твои кончились! Ольга Седакова
Душа моя, шаткая, ласковая, тела и гостья и спутница, в какие места отправляешься, застылая, бледная, голая, и не пошутишь, как любишь? Григорий Дашевский
Тема самой душеньки-души–душки не раз и не два появлялась в стихотворениях, вот, к примеру у Александра Белякова:
*** вышла душенька из туши будто блядь из лебеды: кто разбил мои баклуши? кто пытал мои следы? где повадка златоуста? дней нетусклое стекло? почему густеет пусто? отчего темнит светло? доигрались до скандала растоптала политес и счастливая упала в глубину родных телес октябрь 2020
Можно ли прочесть стихотворение 416 без учёта стихотворной традиции? Да, конечно, несомненно, однако с учётом традиции и вариантов тематического развития, стихотворение приобретает дополнительную глубину: к кому на самом деле обращается повествовательница?
Вторая и третья строфы обнаруживают мир души и мир духа, как я понимаю, но всю композицию подводит первая строфа, которая обнаруживает мир тела без мира тела — вполне естественно бы смотрелась любая телесность, если во второй строфе повествовательница говорит о душке, а в третьей — о мире духа, пусть бы и понимаемого (обнаруживаемого?) через культурный символ, — «помнишь мем», — тем не менее, телесность первой строфы пошла бы на пользу тексту и его пониманию.
Конкурсное произведение 419. «Странно»
Ю.М.:
Стихотворение, в котором убраны многие признаки поэтического, а само поэтическое — осталось. Как созерцание своего пребывания в мире — уходишь потом в темноту и всё.
А само пребывание в мире — просто путь домой, пока не появятся ножницы, но изобретёт эти ножницы сам мир, они вдруг возникнут, внезапно, а не парка какая появится вдруг.
Вот оно — современное мировоззрение, что-то в духе тёмных онтологий, а не «так велит писать культура, бу-бу-бу».
О.Е.:
Юлия, «современное мировоззрение» — а кто определяет, что современное, а что — нет? ) Эмпирически ощущается?
Как по мне, так это тоже вполне традиционное стихотворение. Пожалуйста:
Можно и не быть поэтом Но нельзя терпеть, пойми, Как кричит полоска света, Прищемленная дверьми!\ (А. Вознесенский)
ОСЕНЬ Падая, тень дерева увлекает за собой листья. (И. Жданов)
Ю.М.:
Евгений, конечно эмпирически — Вы можете считать «как кричит полоска света», — то есть антропоморфический глагол + существительное «свет», — вполне себе современным, не собираюсь ни опровергать, ни поддерживать эту линию.
Если я сейчас начну рассказывать о тёмных онтологиях, то на это уйдёт страниц пятьдесят убористого текста, однако эта работа уже проделана, осталось заинтересоваться современностью как таковой.
Замечу, что
Я думаю — два окна горели, но в разных подъездах, чтобы выдержать угол. Получались ножницы. Конкурсное произведение 419 «Странно»
и
Можно и не быть поэтом Но нельзя терпеть, пойми, Как кричит полоска света, Прищемленная дверьми!\ (А. Вознесенский)
абсолютно разные тексты, пользующиеся абсолютно разными выразительными средствами.
О.Е.:
И всё же вопрос, в чём состоит «современное мировоззрение» остался без ответа. Боюсь, что никакие тёмные онтологии здесь не помогут, потому что ответ на этот вопрос лежит в области, предшествующей содержательной стороне.
Ю.М.:
Тем не менее, ответить на этот вопрос можно апофатически: не такое, как у Вознесенского)
И когда на портале бесконечно продолжают то, что уже продолжить нельзя — все эти «я в центре мира», все эти «зима не даром злится», — это всё выглядит как копии с копий, без совершеннейшей попытки оглянуться на мир, перед которым стоят совершенно другие вопросы, вопросы трансгуманистического, постгуманистистического, метагуманистического характера. Люди стали жить долго, население стремительно стареет и дряхлеет, общности разрушились, на их место пришли индивидуальности, человек больше не одинок, он вдруг замечает, что в мире существует что-то ещё.
Помимо евкликдовых геометрий, нашли применение неевклидовы, мир цифровизован, поисковые системы оперируют графами, по-новой встают вопросы справедливости, отменено время, по крайней мере старое течение времени, пространства открыты, но закрыты, страх смерти заменён страхом жизни, — а стихи до сих пор пишутся так, как будто барин с облучка владенья оглядывает и с ужасом вглядывается в тени на стене от лучины.
О.Е.:
То есть речь о неполном соответствии поэтической формы, содержания и методов (далее — ФСМ) реалиям сегодняшнего дня?
Здесь есть несколько соображений. Во-первых (мы уже тестируем эту точку зрения, пробуем допустить, что всё так и есть), дело может быть в том, что между указанными приметами нового и литературными ФСМ нет прямой, непосредственной связи. Не будем забывать про гибкость и пластичность языка, а также адаптивность «старых» (условно) ФСМ.
Во-вторых, осмелюсь осторожно предположить, что в этой сфере (литературного отображения действительности) всё же действуют факторы объективные, дело не в субъективном нежелании окопавшихся ретроградов писать по-новому. Когда количественные изменения накопятся, возможно, произойдёт переход в качественно новое состояние, как вещество переходит в новое агрегатное состояние. Пока же — просто по факту, раз сохраняется то, что было раньше — средства отображения действительности худо-бедно (а иногда вовсе не худо и совсем не бедно) ещё справляются со своей задачей.
Тем не менее, конечно, я согласен, что было бы интересно и здорово увидеть появление нового.
Вместо заключения:
О.Е.:
Много оказалось в этой двадцатке текстов, обративших на себя внимание, целых 10. Отмечу стихотворение
Ю.М.:
Остался ровно один обзор и можно чувствовать, что долг выполнен — все интересные (на мой взгляд) тексты попали в полосу обсуждения.
Поэтому, на самом деле, как-то дополнительно и не выделяла тексты — что может быть ценнее, чем проявленное и выраженное понимание?
Что может быть драгоценнее заинтересованного диалога о текстах?
