Двадцатый диалог

О конкурсных произведениях с 381 по 400 говорят обозреватели Кубка Мира по русской поэзии Евгений Овсянников и Юлия Малыгина.

О.Е.:

Все темы для разговоров с моей стороны как будто исчерпаны). Посмотрю, сможет ли очередная порция стихотворных текстов если не порадовать, то хотя бы удивить. 

Впрочем, есть один аспект, на который обращаешь внимание. Осторожно предположу, что конкурсы, и это происходит независимо от воли их участников, членов жюри, критиков и комментаторов, формируют некий паттерн, в который укладываются почти все выставляемые стихи. Он широк, не сразу заметен, но ощутим при длительном наблюдении, «на больших числах».

Ю.М.:

Евгений, можно и подумать, как поговорить на эту тему, раз уж мы прочли внимательно все стихотворения Кубка: такой обзор — «что увидели, какие тенденции, какие темы», — помню, как мы шутливо собирали с обозревателями то «ножи», то «дома», если получится такой разговор — это было бы здорово.


Конкурсное произведение 382. «Водное»

Ю.М.:

Не знаю, как так вышло, но занимательные стихи (то есть интересничающие) не очень люблю, что-то видится неправильное в этом намеренном чуде, но (в принципе) я никаких усилений не люблю, как не люблю и гладкого письма. 

И вот здесь случай не гладкого письма, но интересничающих стихов, тем не менее, — а почему бы не давать себе труд чтения и таких стихов? 

Мне (если честно) не нравится та тенденция, которая ведёт к намеренно-окрашенному звучанию: «Ишь», «Вона какой», — это проникло из сказок, вестимо, и слова эти только усиливают звучание, тексту придаётся скоморошистость, но может это и намеренное, — поди, знай. 

Вот все гадают, что такое «железный мячик», — да что угодно, от пули до пушечного ядра, что угодно может быть этим мячиком, но (вот это очень круто!), оно и не важно, внутри художественной правды произведения — это некий раздражающий объект, вполне понятно, что может сделать такой объект, к каким разрушительным последствиям привести.

С виду очень похоже на басню, но здесь я не так уверена в определении. Есть ли сложная житейская ситуация? Наверное, да — осенью часто много чего происходит неприятного; есть ли аллегория — наверное, да; но вот нравственных и общественных проблем не очень наблюдаю (возможно — не вижу). 

 Всё так просто,
 что хочется, чтобы взорвался где-нибудь порох.
 горы посыпались в воду горохом,
 исчезли уши у штиля,
 чтоб стало плохо,
 бесконечно плохо -
 а потом
 чуток отпустило...
 И чтобы молчала осень. 

Здесь ведь и помутнение сознания (коллективное?) можно углядеть, долго ли, умеюче. 

Но если речь идёт о басне, то (конечно) все мои претензии к просторечному языку снимаются, хотя … всё равно какая-то очень нарочитая разговорность, привычная, стопроцентно считываемая. 

Но, вполне может быть, что я — не та аудитория, в которую целился стих. 

О.Е.:

Согласен. Беру в употребление термин «интересничающие» стихи. )

Скажу просто. Не нашёл в этом стихотворении ничего интересного. Совсем. А вот попытка заинтересовать видится явная.


Конкурсное произведение 386. «Суточные миграции бакланов в Керченском проливе»

О.Е.:

Для чего изложены эти банальные размышления?

Возможно, это стихотворение было бы более интересным, если бы речь в нём шла о суточных миграциях бакланов. 

Ю.М.:

Не назвала бы эти размышления банальными — может, так работает форма, что вот, мол, речь не цветиста, а значит — не очень глубока. 

Но как точна она к тому же:

 Где четыре – ваших нету,
 нашим тоже не свезло...
 Хорошо бродить по свету
 всем насмешникам назло.
 
 Мимо смыслов и нелепиц,
 не пешком, не на коне,
 и пропасть, и кануть в лету,
 и исчезнуть,
 наконец.  

Может, на эти мысли меня наталкивает чтение Беккета, который конечно по-другому говорит, но снова — о лишении, о ненужности, о смутности существования. Но для традиционных стихов эти темы (видимо) могут решаться именно так, как в этом стихотворении — максимально просто и обобщённо. 

О.Е.

Тогда — ну что ты будешь делать! —  тень Выносящего мусор, из 180-го, тут как тут. ) Пытаюсь понять: почему там верится, а здесь нет? Возможно, потому что здесь обобщённо — и? А всё, приехали. Ездили Вы, читатель, «мимо смыслов и нелепиц, не пешком, не на коне»? Если нет, то «кануть в лету, и исчезнуть, наконец» останется умозрительной картинкой. Красиво оформленной, но умозрительной. 


Конкурсное произведение 388. «От глухого абзаца»

Ю.М.:

Не знаю, как Вам, Евгений, а мне такие тексты изрядно надоели — вижу здесь очень много инерции: стихотворение о стихотворениях, о культуре и литературе, персонажи настолько выхолощенными кажутся, что уже как будто и не звучат. 

Вспомнить таких стихотворений можно даже не вагон и даже не три вагона, а очень-очень много, возможно, что инерция и выталкивает эти тексты к читателю, поскольку они могут опознаваться как «качественные», — зря что ли их утверждали в своём праве долгие годы?

Первая строфа — прекрасная, а потом начинаются хождения по исхоженным тропам. Вот читаю тексты и думаю: «ну хоть бы кто Катенина, что ли, взял», — уже бы какой-никакой интерес, а наклюнулся. 

Пошла посмотреть в акцентологическом подкорпусе НКРЯ, как же юзали Гоголя, и прям запечалилась, — как только не. 

Ну, «качественно написано», но … или я чего-то не вижу?

О.Е.:

Симпатичное. Видимо, вагоны подобных стихотворений не по моей железнодорожной ветке прошли. ) Юлия, а если таких стихов множество, приведите в пример, пожалуйста, три текста, которые очень похожи на это стихотворение.

Ю.М.:

Нет, Евгений, знаю-плавали — я приведу тексты, Вы что-нибудь опровержительное придумаете)

Лучше не буду Вам мешать хвалить понравившийся текст)

Но (всё-таки) приведу пример использования фамилий поэтов так, что стихотворение становится произведением:

 На даче Маяковского глубокие снега,
 космические сосны и вымершие розы.
 За дачей Маяковского — широкие луга,
 колхозы или, может быть, совхозы.
 На даче Маяковского — всамделишный очаг,
 а в нём бренчат дрова, как чёртик на рояле.
 На дачу к Маяковскому заходит Пастернак 
 гонять чаи, когда гостей прогнали.
 А в спальне Маяковского — весёлый брик-а-брак,
 в углу рулоном свёрнуты плакаты.
 Фигура Маяковского уходит в зимний мрак,
 чтобы к калитке путь пробить лопатой.
 Вот-вот вернутся внуки, Ревком и Пятилет,
 начнут играть в слова, разгадывать шарады.
 В столе у Маяковского хранится пистолет, 
 стреляющий воздушными шарами.

 Игорь Караулов «На даче Маяковского…» 

Когда стихотворение размыкается на мир, когда для него алююзии — материал, а не цель — очень люблю такие стихи, хоть в два прихлопа-три притопа будь они (не случай, конечно, Караулова, очень сложная музыка внутри стихотворения). 

А от стихотворений,  для которых аллюзии — цель, очень устала, — они как джентельменский набор путешественника, если честно. 

Но, повторюсь, может я месседжа не вижу/не узнаю, а всё глубоко и широко, и честно и прекрасно. Не моя музыка, мне нечего о ней говорить. 

О.Е.:

Почему же опровержительное? Честно хотел поспособствовать убедить себя. )

Ну, «На даче Маяковского» картинка значительно локальнее, и авторский замысел локальнее. Игрушечнее, если угодно. 

Абстрагируясь от этого текста, есть такой дискуссионный приём — выведение в ряд, разжалование в рядовые. ) Вот у Артура Хейли в романе «Колёса» есть такой эпизод. Сразу предупрежу, что цитирую по памяти, приблизительно. Начальник подбирает исполнителя для некоей должности или работы. Подчинённый его спрашивает, предлагая: «Do we need Johnson?» Ответ феноменален: «We need a Johnson». То есть не конкретно Джонсона нужно, а кого-то типа него. Неопределённый артикль вводит в ряд. Почему не получается о 388-м высказаться неопределённо, ввести его в ряд?

Потому что стихотворение «От глухого абзаца» шире, глубже, в нём живут интересные трансформации. 

Потому что птица Сирин — не то, чем кажется, а русский авось явлен в образе сталкера, кидающего гайку.

А ещё оно очень аккуратно, но задевает болевые точки. И задаёт главные вопросы. И не про текст оно, а про действительность как метатекст, и в этом смысле оно остросоциальное.

Спасибо, автор. Понравилось.


Конкурсное произведение 391. «Безвременье»

О.Е.:

Мне всегда кажется большой уязвимостью стихотворения использование вот этого «мы». А есть ли это «мы»? Соответствует ли описываемое действие той всеобщности, при которой уместно говорить за всех?

Впрочем, вопрос можно сформулировать иначе: когда эта всеобщность будет сбываться? Очевидно, она функция от безвременья, в соответствии с авторским замыслом. 

Ю.М.:

Ну, «мы» здесь не очень похоже на тотальное «мы», всё же текст обращается на некотором языке, который ещё нужно суметь прочесть, а если берёт себе право говорить от некоторой группы, то большой вопрос — что это за группа; «я+ты» — тоже «мы», — такая ведь группа вполне подойдёт? 

Но что-то в этом говорении от «мы» видится не очень точное, хочется сразу возвразить: «да ну нет никаких мы и нам», всё это миражи, увы. 

 Уставшее пальто сдано в утиль;
 в борьбе неравной пал его редут.
 Зажмурившись, пытаемся понять
 зачем война и кто же нынче враг.
 Который час? Неужто только пять?
 Нам не расслышать громкого «тик-так»;
 и тихого не слышно. Монолог
 пугает повседневностью своей;
 полки разбиты. В этом весь итог. 

Слово «полки», «мы», часы, — всё это напомнило о популярной некогда песне «Сплин» — «Романс»:

 И лампа не горит.
 И врут календари.
 И если ты давно хотела что-то мне сказать, то говори.
 Любой обманчив звук.
 Страшнее тишина.
 Когда в самый разгар веселья падает из рук бокал вина.
 И черный кабинет.
 И ждет в стволе патрон.
 Так тихо, что я слышу, как идет на глубине вагон метро.

 На площади полки.
 Темно в конце строки.
 И в телефонной трубке, эти много лет спустя, одни гудки.
 И где-то хлопнет дверь.
 И дрогнут провода.
 «Привет!»
 Мы будем счастливы теперь и навсегда.
 «Привет!»
 Мы будем счастливы теперь и навсегда. 

Согласитесь, здесь очень конкретное «мы» и вполне себе камерная трагедия, которая выглядит всеобщей, размыкается будто на другого. А в рассматриваемом тексте есть «позиция», и она никак не меняется по ходу текста, с говорящим ничего не происходит, он как описывал, так и описывает, будто летопись ведёт на незнакомом языке. 

О.Е.:

«Мы» в смысле «ты да я, да мы с тобой» с «мы» в смысле «социальная» группа никак не спутаешь. )

Ю.М.:

Евгений, я не столько убеждаю в том, что здесь «мы» = «я+ты», сколько подтверждаю, что да — это «мы» — некоторая социальная группа, но группа не очень широкая, потому что тогда стоит признать, что вс-все-все владеют таким языком, чтобы понять и проникнуться, иными словами — что коммуникативный акт состоится.

Самый универсальный язык, на мой взгляд, — язык моды; хочешь высказаться — одеваешься определённым образом, язык моды — язык самого универсального высказывания, особенно сейчас, когда люди как будто утратили функцию понимания друг друга, когда на то, чтобы понять такого же как ты (ну, примерно) уходит много сил, не говоря о том, чтобы понять другого, если не чужого. Поэтому, на мой взгляд никакое «мы» и не работает, если ставить перед текстом коммуникативную цель. 

Если же перед «мы» стоит какая-то другая задача — то поди её ещё, угляди. 

Конкурсное произведение 393. «Николай»

Ю.М.:

Трудно с этим текстом, он то ли колыбельная, то ли частушка, то ли просто вот такая потешка — ааа, ууу, эээ, — самим устроением оно как будто расшатывает что-то, но — что? Какую форму расшатывает?

Есть некоторый «Николай», который и «дурачок» и он же «едет в телеге» с «молоком и солнцем». Намёк на некоторого юродивого? Но маловато безобразий, чтобы засвидетельствовать фигуру современного юродивого, не в списке же покупок и укрывании ясеня вся его сущность, что-то должно быть ещё, чтобы воплотить такую фигуру. 

Что до общества с его «сотнями ипотек» и всеми другими приметами — ну да, такова жизнь наша, что поделать, и в этом как-то приходится делать стихи звучащими (ну или позволять им такими становиться). 

Но, может, моему коллеге увиделось что-то другое, как у нас часто и бывает (и это самое прекрасная часть обзоров — несовпадения). 

О.Е.:

Забавная попытка выставить Коперника дурачком-блаженным? Или наоборот, в дурачке увидеть скрытого гения? Или просто сопоставить их, вывести в один ряд? Читается стихотворение хорошо.

Приводит в недоумение слово «небоятный». Это опечатка? 

Ю.М.:

Евгений, похоже на славянское слово (скажу аккуратно, не располагаю сейчас временем на полный поиск по словарям), само слово не смутило, даже показалось знакомым. Нашлось в стихотворении Ильи Риссенберга:

 В начале света, вечном и понятном,
 Ночь‑небоноша тужит этажи;
 В Б‑жественном ничтожестве пенатам
 Подробность: просто — Слушай! — так дождит.
 
Чуть тише — просторечье, праисточье,
 Чирикающих прорезей вездечь;
 Еще чуть ниже — нещечко пророчье
 Ячает яко вещь: Учеловечь!
 
Скажи лишь мне, двусветьям двупалатных
 Вездечьих взлобий воздаяли швы;
 Втемне прозрачна, хижина попятных
 Холодных душ онёрами любви
 Речений ониричных небоятных
 Земному камню кажется: Живи! 

Словари говорят, что

«-тн-(ый) суффикс — 1. Словообразовательная единица, образующая имена прилагательные со значением признака или свойства, которые характеризуются действием, названным мотивирующим глаголом (занятный, понятный, слитный, скрытный и т.п.), а также некоторые сложные образования (глинобитный, кровопролитный, стенобитный и т.п.).», — если слышать в слове глагол «бояться», то получим «небоящийся верх», но это ещё можно прочесть и как «непуганный верх», — думаю, что в этих двух значениях слово и существует в тексте. 

Сама же ситуация езды на телеге (телеге жизни?) напоминает современную песню (если не смотреть вглубь веков):

 Телега 
 Есть миф – химера
 Большого такого размера
 Непонятно, кто его выдумал
 На чем основана вера
 Будто на-на-на-наша эра
 Идет к концу
 Света
 Утверждение это, как минимум не к лицу
 Мне
 Как минимум спорно
 Нет
 Я не ставлю в укор, но
 Все-таки надо признаться,
 Что это смешно!
 Вот, к примеру, мой приятель Гера неделю назад
 Немножечко принял на грудь,
 Но переборщил и залил глаза.
 Он оказался в нирване,
 Помылся там в солнечной ванне,
 "Его там встретил огнегривый лев"
 Он потусовался с Кобейном,
 Он потусовался с буддой,
 Выпил под крики «Налей-на!» на брудершафт с Гертрудой
 Тут по законам рэпа должен быть припев, должен быть припев.
 Поехали по полю два молодца
 Их везла без ног кобылка
 Нет у одного из них лица
 У другого нет затылка
 Вернемся к Гере,
 Вообще он хороший парень, но
 Не знает меры
 Сердце его затарено
 Уфологией, астрологией, психоанализом, Нострадамусом,
 Как фанат актуальной поэзии он считает, что
 Рифма «троллейбусом» - отличная в данном случае,
 Или еще лучше,
 Чтобы совсем без ритма и без рифмы
 Так вот, в этой своей нирване
 Небесные птицы гули
 Ему нашептали: Ваня!
 - Че?
 - Тебя обманули!
 Мы-то здесь точно знаем
 На своем пути млечном
 Все бесконечно, Ваня
 - Я – Гера!
 - А это конечно
 Тебе говорят «Все!», а ты говори «Фигу!»
 Сходи прогуляйся по парку, поспи, полистай книгу,
 Лучше детскую, там много картинок,
 И никого не слушай,
 Если захочешь подраться, кого-то побить,
 То побей баклуши
 Лучше смотри мультфильмы, но никогда не смотри телешоу,
 А Ваня ты или Гера – это неважно,
 В общем, ты веди себя хорошо.
 И, кстати, запиши на подкорку эти слова:
 Должен быть припев, должен быть припев, должен быть припев
 Ехали по полю два молодца,
 Их везла без ног кобылка,
 Нет у одного из них лица
 У другого нет затылка

 Павел Фахртдинов «Сотоварищи» — «Телега» 

Конечно, у нас здесь никакие не два молодца из былины, текст о Николае громыхает как та телега, говорит на огрублённом, видимо, чтобы погромче прозвучало финальное «молоко и солнце». Но какое-то бесчувственное молоко и солнце, и не замкнутое, и не размыкающееся на мир.  

Конкурсное произведение 394. «Уход»

О.Е.:

Настолько перекликается со стихотворением 391. «Безвременье», что эти тексты кажутся частями одного целого. В 391-м безвременье декларируется прямо, в 394-м оно эхом отдаётся в «повседневности», в том, что «…календарь вместит всё прошлое, а будущее — нет». И — что ты будешь делать! — снова мотив «будущего нет».

Вышел покурить и растворился, исчез, а вернулся другой. В стихотворении 180 лирический герой пошёл выносить мусор и тоже вернулся другим. 

Ю.М.:

Евгений, а вот интересное наблюдение — возвращение другим из некоторого путешествия, только путешествие сведено к бытовым вещам: покурить, вынести мусор, — делают герои совершенно обычные вещи и вот бы прочесть (это уже авторам, а не Евгению), что там с ними такого происходит, что возвращаются они другими.

Про будущее … ну текст, насколько я понимаю, утверждает возможность возвращения, что же может быть более будущим, чем такое путешествие?

Конкурсное произведение 397. «Липы и трубы»

Ю.М.:

То, что на портале появляются стихотворения, которые говорят, что в мире кроме человека и его потребительских ожиданий от мира что-то ещё существует — очень здорово. Не здорово, что язык для этого избирается какой-то революционный, по-моему такая форма не звучит больше. 

О.Е.:

Соглашусь, пожалуй: здорово, что от мира ещё что-то существует. ))

Конкурсное произведение 398. «А что мы будем делать с огородом…»

О.Е.:

Получилось про жизнь. Которая, если верить стихотворению, в этом случае есть заговаривание боли внутренней через обращение злости-на-себя наружу. Про попытку искупления. Грустное, трагическое.

«Слишком мир широк», и стихотворение это тоже широкое, вмещающие разные стилистические пласты: прямую речь, полурассеянную, потому что сама фраза «А что мы будем делать с огородом» — нелепа, потому что «забредила бабуля…».

Вдруг проступает экзистенциальное:

 Но уходила под землю река,
 но тополь ветви скрещивал сухие,
 но отзвенел своё блаженный твой кузнечик,
 но лопнула заслонка в русской печке,
 но чугунок давно утратил дно,
 но тень ушла, как свет ушёл из тени
 и ты его не сможешь удержать. 

И создаёт жёсткий, жестокий фон бытовому и одновременно является для него контрапунктом.

Ю.М.:

Наверное да, жизненное стихотворение, что ещё добавить? 

Конкурсное произведение 400. «Верещагины»

Ю.М.:

И про этот текст не знаю, что сказать — не люблю ни байопики, ни «Петрух с ключами от рая», всё это как-то расходится со мной, не хочется ни ругать, ни хвалить, не понимаю, зачем стихи, что они такого делают, как они работают, ничего не понимаю, всегда теряюсь перед такими повествовательными полотнами. 

Они и не эпос новый, и ни эпос старый, какое-то повествование про что-то. 

Но — знаю, что мне всегда не нравится в таких текстах: не пойми откуда взявшаяся прямая речь, именно она и раздражает. 

Засмотрелась что-то на картины Верещагина. 

О.Е.:

И правда — откуда взяться прямой речи, если она закавычена и это Верещагин говорит открытым текстом? ))

От «байопиков» и повествовательных текстов это стихотворение резко отличается авторским методом. Показать разных Верещагиных, при этом нарисовать убедительные портреты, через частное прийти к общему: как каждый представитель не рода даже, а фамилии, находясь на своём месте, просто выполняя свою работу и живя честно и по совести, вносил вклад в общее дело. Страна развивалась благодаря им, а потомки им благодарны. На стенах зала ожидания на вокзале в Череповце висит стенд, посвящённый Верещагиным. Спасибо, автор. Хорошее.

Ю.М.:

Евгений, но так ведь речь принадлежит Верещагину, верно? Так это его прямая речь и есть, написанная за него, — или Вы опознаёте цитату из какого-то произведения Верещагина? (может быть, письма?) 

Мы же не о пунктуационном разделении на речь прямую и косвенную, что меняется от того, что она закавычена? Ну, наверное, это знак, что эта косвенная речь — цитата. Откуда только?

О.Е.:

Юлия, это была ирония. ) Ну так и я о том же. Почему она (прямая речь) тогда «не пойми откуда взявшаяся»? 

А, то есть автор лишён права вложить в уста персонажа прямую речь? ) Из, скажем так, фантазийных побуждений, в процессе создания образа.

Ю.М.:

Думаю, дело не в праве автора, а во вкусе воспринимающего. Автор волен делать всё, что угодно. 

О.Е:

Хорошо. ) По крайней мере, откуда прямая речь разобрались. )


Вместо заключения:

О.Е.:

Казалось, обсуждать уже нечего, а стихи открыли новый ракурс: частное-общее и «находящийся в ряду» и «находящийся вне ряда». Примечательно, что продолжились и поэтические размышления о времени-безвременье. 

Мои фавориты в этой двадцатке:

388. «От глухого абзаца» — за социальное как метатекст и оголённый взгляд по самое немогу.

400. «Верещагины» — за убедительные образы тех, кто создавал и оберегал.

Ю.М.:

Когда-то давно речь на портале шла о засилии нарративов, которая в простейшем изложении выглядела так: «да напиши на библейскую тему и стих возьмут в лонг».

Конечно, дело не в теме, да и не в том, «что» (нового) сообщает стихотворение, да и не в «как», дело в чём-то другом: в точности, что ли, неразмытости.

И вот этой точности, неразмытости как будто и не достаёт. То, что и так понятно, сообщается с излишком, а то, чего не хватает — того и не хватает. Наверное, это зависит от читателя.

Что же, в отсутствии тем — вот и тема для следующего диалога.

Аватар

Роза Балтии

5 1 голос
Рейтинг статьи
Подписаться
Уведомить о
0 комментариев
Межтекстовые Отзывы
Посмотреть все комментарии
Наверх
0
Оставьте комментарий! Напишите, что думаете по поводу статьи.x
()
x