О конкурсных произведениях с 421 по 444 говорят обозреватели Кубка Мира по русской поэзии Евгений Овсянников и Юлия Малыгина.
О.Е.
Наши обзоры в последние недели стали выходить значительно реже. По мере нарастания массива текстов он словно создаёт гравитационное поле, в котором тормозится критическая мысль? )
Теперь, когда все конкурсные стихи прочитаны, логично было бы подвести некоторые итоги. Можем ли мы говорить о каких-либо текущих тенденциях? Есть ли в числе конкурсных текстов стихи, по которым можно хотя бы приблизительно определить (или предположить) вектор, направление развития стихосложения?
Юлия, каково Ваше общее впечатление от сезона КМ-2021?
Ю.М.:
Евгений, мне показалось, что КМ-2021 вполне себе состоялся) Конкурс постепенно идёт к своему логическому завершению, каких-то больших и глобальных явлений лично мне выявить не удалось.
Вектор развития стихосложения? Ну, с этой точки зрения никогда не думала о конкурсных текстах, поскольку сама идея конкурса, на мой взгляд, исключает функцию определителя. Можно попытаться понять, каков вкус жюри, описать его, сформулировать тенденции «здесь и сейчас», а для того, чтобы даже предположить о том, как будет развиваться стихосложение, нужно обладать качествами, которых у меня нет.
Если обратиться к самому демократичному источнику — «Википедии», — то можно узнать, кто был лауреатами «Пушкинской премии»:
Полная премия за 37 лет (с 1882 по 1919) вручалась 8 раз; были награждены
А. А. Фет (1884, за перевод Горация), Л. Н. Майков (за издание сочинений Батюшкова), А. А. Голенищев-Кутузов (1894, за собрание стихотворений), Ф. Г. де Ла Барт (за перевод «Песни о Роланде»), А. Л. Соколовский (за перевод всех сочинений Шекспира), Д. Е. Мин (за перевод «Божественной комедии» Данте), Н. А. Холодковский (за перевод 1-й и 2-й частей «Фауста» Гёте), В. В. Вересаев (за перевод Гесиода — «Работы и дни» и «О происхождении богов»).
Википедия, статья о «Пушкинской премии».
В списке половинных премий так же нет поэтов, которые определили векторы развития.
Оглянувшись на список ТОП-32 и ТОП-16, которые уже известны к этому моменту, можно заметить разве что произведения с явной утешительной нотой.
А Вам удалось что-то заметить, Евгений?
О.Е.:
С конкурсом всё в порядке. ) Конечно, состоялся. Такой массив текстов можно рассматривать уже во вторую очередь как конкурс, а в первую – просто как собрание современных поэтических произведений. Это ведь в любом случае некий «срез» стихотворений, существующих в эту конкретную эпоху, довольно представительный, в первых обзорах мы говорили об этом. То есть можно и забыть о конкурсе, о жюри на время.
Для чистоты эксперимента можно даже сопоставить корпус конкурсных текстов с какой-нибудь значимой выборкой, например, с выборкой толстожурнальной поэзии. Без статистики под рукой, просто по впечатлению, я бы сказал, что тексты КМ отличает большая креативность, подчёркнутая небудничность, экспериментальность (про изобретательность мы уже говорили). «Журнальные» стихи на этом фоне, пожалуй, покажутся чуть более скучными, но выдержанными.
Свою лепту вносит, конечно, открытость площадки.
Можем ли мы говорить об обратной связи? Могут ли вкусы жюри, критиков, обозревателей, читателей влиять на содержание и форму конкурсных стихов? Авторы – живые люди, кругом цветёт интерактив. Не побоюсь и такой вопрос сформулировать: не сформировалось ли уже – пусть не шаблон, не тренд, назовём это КМ-облако? Вот это будет воспринято хорошо, а вот это здесь не носят, в это не одеваются. На мой взгляд, ответы на все три вопроса скорее положительные.
А вопрос мой про вектор(ы) развития был вызван тем общеизвестным фактом, что будущее — которого, как мы помним, нет 🙂 — всегда присутствует в настоящем в виде крупиц-зародышей, центров кристаллизации. Просто из настоящего момента ещё неясно, какая именно из тенденций возобладает.
Конкурсное произведение 421. «Последнее»
Ю.М.:
Любопытное произведение, читаю его как молитву-просьбу, неважно, кому именно молится, кого именно просит говорящий.
Важно, как откликается текст, который выполнен в форме, стремящейся к простоте.
О.Е.:
Интересно, что на самом деле — неважно, к кому обращены эти слова.
Ёмко и здорово.
Ю.М.:
Интересно и то, что несмотря на то, что повествование от имени человека, на то, что все события закручены вокруг человека, ни о каком антропоцентричном мире нет речи:
Когда мой путь будет окончен, Дай мне четыре минуты.
В этих двух строках больше принятия, чем в иных пятидесяти томах, «я» знает, в чьей оно воле, «я» просит, но не умоляет, интонационно — это очень простые, спокойные и ровные строки. Путь уже окончен, всё понятно, но человек просит. Когда мы просим? Когда знаем, что осуществление просьбы возможно; умоляем же мы когда желание затмевает всё иное, но здесь нет мольбы, как я уже сказала.
Повествователь (повествовательница?) ищет в списке контактов нужное имя — как мала дистанция, на самом деле. Евгений, Вы спрашивали у меня, что такое современное сознание — вот это оно и есть: «я» и «ты» отделяет всего лишь список контактов, но «ты» всё равно настолько невыносимое, что «я» готово написать «я люблю тебя» только в последние четыре минуты жизни, вымоленные, выпрошенные неизвестно у кого.
То есть это «я» вначале вымолило четыре минуты жизни, чтобы написать, а теперь ещё и просит закончить эти четыре минуты раньше, чем придёт ответ: страх смерти заслонён страхом жизни, жизнь настолько невыносима, что проще умереть.
О.Е.:
Очень точное прочтение, Юлия.
Конкурсное произведение 422. «Кафка»
О.Е.:
Это стихотворение хорошо перечитывать. Не сразу разгляделось оно, ненавязчивое. Исподволь и тема проявляется, тоже мягко: чейность — ничейность. Интересно, как случайно приходит это открытие: с бродячим псом. Очень естественное.
Ю.М.:
Наверное и естественное)
Конкурсное произведение 423. «Сложный случай»
Ю.М.:
Привлекает текст задором, задиристостью, — «вырос кактус огурцом», — фраза переливается двумя значениями: «вырос огурцом» как «вырос крепким» и «вырос огурцом» как «вырос огурцом», — напряжение между буквальным значением выражения и значением речевой устойчивой формы создаёт смеховой эффект, и на этом эффекте стихотворение продолжает нестись дальше.
А финал оставляет в недоумении — «казусные люди» можно прочесть как самоироническую рефлексию текста, и как обнажение приёма и как необходимость обобщить как-то текст. И как-то слишком задорно звучит финал.
О.Е.:
Запоминающееся стихотворение. Внешне простое, но есть в нём что-то. До последнего катрена его можно прочитать как детское, но казусные люди — да, с ними надо что-то делать. ) На поверхности, конечно, прочтение с очеловечиванием кактуса, но это было бы слишком просто.
Конкурсное произведение 425. «Маме колыбельная»
О.Е.:
Такое обычно читается с недоверием. Но вот здесь мне отчего-то хочется просто цыкнуть на внутреннего скептика. Выручает этот стих то, что он как-то не прибивается ни к какому берегу. И вот эта мягкая неоднозначность его спасает.
Ю.М.:
Не знаю, почему это стихотворение нужно читать с недоверием — даже попробовала «недоверие», но никак оно не вышло, недоверие это.
Какой красивый ритмический рисунок — сквозь строку слышно, как некто напевает это стихотворение, оно действительно колыбельная.
Как и положено колыбельной — здесь и смерть, и инфернальный ужас и мягкие обертона, — так она всегда и выглядит, то ли причет, то ли песня, то ли баю-бай. Для продолжения темы ужаса в колыбельных, положу в эти слова ссылку на колыбельную (достоверность её происхождения не проверяла)
Традиция исследований колыбельных, как утверждает Валентин Головин, была куцеватой, инструментарий колыбельных именовался «нехитрым», а за колыбельной признавали две функции — успокоения и воспитания.
Всё не так просто, кивнём мы, знакомые с функцией «ознакомления со страхами», которая играла, да и играет важную роль в потешках, сказках и колыбельных.
В нашем произведении обращает на себя внимание парадокс: колыбельную поют маме. Это и пугает, и страшит, и вовлекает в большое повествование о любви: «как я счастлив птиченька если ты жива», — причет, колыбельная, заговор пустоты — отсутствующей матери, — и самый страшный страх отпускает.
О.Е.:
«С недоверием» = «неубедительно показалось» = «не верю» и т.д. Самое обычное дело, когда тексту не веришь. Здесь недоверие может быть основано на сюсюкающей интонации: не слишком ли сладко для правды? И напротив, «доверие» может быть основано на простой мысли: не может же автор взаправду придуриваться с этим «муси-пуси», это как-то слишком, а значит, он искренен.
Кстати, и в том, что колыбельную поют маме, не вижу ничего удивительного. А если мама в детство впала? Страшно? Наверное, в известном смысле — да. Но мне кажется, что любой страх уже позади. Это как в «Легенде о Нараяме», когда главный герой маму в горы несёт. Или как в «Сто лет одиночества» Г. Г. Маркеса:
«Они обращались с ней как с большой ветхой куклой, таскали по всем углам, наряжали в цветные тряпки, мазали лицо сажей и однажды чуть было не выкололи ей глаза садовыми ножницами, как выкалывали жабам»
«Урсула постепенно высыхала, превращаясь в мумию еще при жизни, и усохла до такой степени, что в последние месяцы своего существования стала напоминать сморщенную черносливину, затерянную в ночной сорочке, а ее неизменно вытянутая рука сделалась похожей на лапку мартышки. Она способна была по нескольку дней пребывать в полной неподвижности, и Санта София де ла Пьедад встряхивала ее, дабы удостовериться, что она жива, сажала себе на колени и поила с ложечки сахарной водой. Урсула казалась новорожденной старухой. Амаранта Урсула и Аурелиано брали ее на руки, носили по спальне и клали на алтарь, желая убедиться, что она лишь чуточку побольше младенца Христа, а однажды вечером спрятали в шкафу кладовой, где ее могли сожрать крысы».
Конкурсное произведение 426. «Белокурый паренёк»
Ю.М.:
Долго я силилась понять, что выражает этот текст, однако так и не договорилась с собой. Явно это — отсылка к Пушкину.
«Трусоват был Ваня бледный», — сразу же вспоминается. Происходит переворот пушкинского сюжета: там вурдалак оказался собакой, здесь — Ваня оказался не очень живым.
Но чем мотивирован этот переворот? Что он означает? Что-то так и не далась эта мотивировка, может Вам понятно, Евгений?
О.Е.:
Перевёртыши происходят в стихе разные. Взять хотя бы темень, которая «надвигается как враг». Она же моментально снижает степень серьёзности рассказа, обращает повествование в – как там в терминах Юлии, — «фельетон»? И для чего был церковный стихоинвентарь, а стилизация наметившаяся — на этом уже всё, да?
Финальный перевёртыш уже почти ожидаем, что-то из метажизни «Других» с Николь Кидман было просто необходимо, чтобы оправдать существование этого текста.
Ю.М.:
В терминах Юлии если, то перед нами пастиш, правда, он многословнее оригинала)
Конкурсное произведение 430. «Kενό»
О.Е.:
Есть труднопредставимое. Вот как вечер может улыбнуться хитро? Допустим, что не визуально эта хитрая улыбка считываться должна, по мнению автора, но тогда как вообще? Хорошо, допустим, как-то может, мы ещё не научились это улавливать, а автор умеет. Но эта улыбка больше ничем в тексте не поддержана и нигде не аукается.
Не удивило описание пустоты ничем. Не работает эта пустота, не ощущается, сколько раз слово «пустота» ни произносится в этом стихотворении, эффекта нет. Не сосёт под ложечкой от этой пустоты. Можно было бы 24 вида пустоты кисти Хокусая преподнести или показать, как вакуум засасывает всё окружающее. Нет этого. Пусто.
Ю.М.:
Ну почему не может? Вполне себе может, и прищуриться, и улыбнуться, — это же одинаково чуть-чуть сдвинутое пространство, которое вращается вокруг того, что есть пустота — сама пустота — метафизическое пространство, тянет определить её в любимые темы модернистов, но не решусь.
Пустоты у нас в стихах (не у нас на портале, а у всех у нас) достаточно много — и она иногда притягательная, иногда пугающая, иногда — товарищ жупел.
Давайте приведу пример двух совершенно разных пустот, а потом посмотрим, к какой пустоте ближе наш текст:
О ЗВЕЗДКАХ О звездках — о жужелах еле живых, О плачущих крыльями в черных коробках, Облитых мерцаньем ночных ежевик — Оттекшим, померкнувшим; или же в их Осевшим подблескивать крыльях коротких, — О тех облаках, да — об их животе, О розово-синем и желтом сысподу, О мраке крученом в его пустоте, О тьме, где вращаются тени не те, О свете, сбегающем в гулкую воду, — О свете другом, из другого угла О черно-зеленом, как лавр или падуб, Оттуда идущем, где полая мгла, Оттуда, где голая полночь кругла, Откуда ни света, ни мрака не надо б, — О небе другом на другой стороне, О серо-сухом, как ежовая шерстка, О полой луне, да — о полой луне, О полуиссохшей, о той, где на дне Огонь наддвоённый глядит из наперстка. — Олег Юрьев
Духовка Да бросьте, господа!.. Засилье масскультуры, Цинизма торжество, упадок чистых сил?!. Вы — духовенство той духовной диктатуры, Которую сам чорт величьем оросил. Духовности рецепт — вот адская отрава, Под видом чистых сил навязывать враньё Напыщенных пустот!.. Намного чище слава Оторвы и шпаны, — танцульки и пеньё. Духовности полны воинственные спеси, Но песни их скучны, а лица их страшны Серьёзностью, с какой в помпезном мракобесье Они духовно зрят, чистюли сатаны, Чистюли сатаны, глядят они брезгливо, И моют вам мозги, и пудрят — будь здоров! Избави боже нас от этого разлива Духовности для кур съедобных и коров. Я — несъедобна, нет!.. Не член я коллектива, Что весь в духовку влез духовных поваров!.. Юнна Мориц
Можно с сарказмом отнестись к пустоте, представленной в тексте, однако это будет неполное представление о пустоте. Вопрос — что такое настоящая «пустота» и как она соотносится с «ничто»? Вопрос интересный, но не о нём в тексте речь; текст буквально играет с ощущением пустотелости — «а пустота снаружи и внутри» — и с ощущением себя в городе, с ощущением отделённости, т.е. ненаполненности.
Повествователь отражается сам от себя, т.е. чувствует себя несопричастным миру, невовлечённым в него, существует во множестве отражений себя, перенесём это ощущение с повествователя на город, и получием ощущение пустого места.
«Свято место пусто не бывает», — здесь же пустое место, пустотелое, подвешенное на ниточках в пустоте, всё высушено, и если я не вижу ничего, кроме своих отражений, то и город меня не видит, — вот, как ещё можно интерпретировать героя.
И это почти правдиво, так как герой сконцентрирован на своём восприятии, словно никакого другого существовать не может. И если бы не ироническая интонация, которая сокращает дистанцию между читателем и текстом, и создаёт эффект остранения, то текст можно было бы списать со счетов. А так — ничего не понятно, но очень любопытно, что же на самом деле происходит. Для убедительности и полнозвучности маловато приключений, но … тогда произведение потеряет цельность.
Сказала бы, что пустота этого текста ближе к Юнне Мориц, хотя вначале казалось, что ближе к Олегу Юрьеву.
Конкурсное произведение 439. «К словарям»
Ю.М.:
Насколько я поняла текст, речь о поэтическом слове, которое заклинают побыть с повествователем (повествовательницей?), а уж потом уходить к толковым словарям.
На этом у меня пока всё)
О.Е.:
Поискал слово, которое больше всего и короче всего выражало бы смысл стихотворения. У меня получилось «трудноуловимое» или «трудноуловимый смысл» или просто «смысд». Не обязательно и поэтическое, кстати, даже если автор имел в виду это. Потому что к переводу это всё тоже хорошо применимо. Даже больше, возможно, к переводу, потому что о коммуникации это, о её одуряющей (иногда) невозможности.
Стихотворение отличается гармонией между замыслом, формой и содержанием.
Конкурсное произведение 444. «Крейсер»
О.Е.:
Очень сильная аллюзия к «Объектам в зеркале заднего вида» Олега Дивова.
«Если долго сидеть на берегу реки, однажды увидишь труп своего врага. Если долго стоять на конвейере, собирая автомобили, рано или поздно ты увидишь, как мимо плывут трупы твоих друзей».
Сходство не ограничивается этой репрезентативной цитатой.
Стиль, метафоры, собственно объекты.
Если о внутрикубковой перекличке говорить, то «Орлёнок», стихотворение 18, вспоминается.
Предвижу, почему может не восприниматься этот стих в его полноте: на мой взгляд, для глубокого считывания личная диахрония нужна, временная составляющая.
Очень хорошее. Спасибо, автор.
Вместо заключения:
Ю.М.:
Всё, это финальный обзор и может показаться, что стремилась к этому дню, но нет.
Я хотела бы выразить свою благодарность и своё восхищение коллеге — знаю, что было непросто, мы очень разные люди, настолько разные, что если бы мы такие не существовали, нас следовало бы придумать.
Это был прекрасный опыт, крутые горки, ледяные скаты и иногда салазки переворачивались. Но иногда какая-то неведомая сила общности выправляла путь и драматизм диалогов обращался невероятным опытом слышать настоящего другого.
Евгений, спасибо огромное! Надеюсь, что мы успеем поговорить о ТОП-32 и темах Кубка, пока не прозвенел звонок.
О.Е.:
В этом обзоре отмечу наиболее понравившиеся стихотворения
421. «Последнее» (за приятие безответности).
439. «К словарям» (за слово о трудноуловимом).
444. «Крейсер» (за взгляд на объекты в зеркале заднего вида).
Юлия, Вы замечательный собеседник и глубокий критик. Это я должен Вас поблагодарить. Да, разные мы просто до невозможности. ) Кое-что осталось за рамками обзоров, были нешуточные споры, но в итоге удавалось достичь если не полного согласия, то, по крайней мере, понимания того, чем обусловлена точка зрения собеседника.
Согласен, что опыт был полезный и интересный. Спасибо Вам большое!
Хочу обратиться ещё к читателям наших обзоров, к авторам стихотворений. Друзья, простите, пожалуйста, если где-то в диалогах проскользнуло в адрес ваших стихов резкое слово или обидное высказывание. Мы старались видеть хорошее.
Спасибо вам, уважаемые авторы стихов.
