О конкурсных произведениях со 181 по 200 говорят обозреватели Кубка Мира по русской поэзии Евгений Овсянников и Юлия Малыгина.
О.Е.:
Время в конкурсных стихотворениях, на мой взгляд, заслуживает отдельного разговора. Имею в виду не только те тексты, в который время – главный актор, как, например, в 38. «The Present Continuous», но и те, в которых оно проступает очень явно (160. «Это сейчас»),
С прошлым и настоящим всё более-менее в порядке. ) Проблема с будущим. Похоже, будущее внезапно исчезло из русскоязычного дискурса. Почему вдруг? ) Как пел Псой Короленко в «Будущего нет»: (https://www.youtube.com/watch?v=1jB5IImAlus). У Вас нет такого ощущения, Юлия? А там где будущее всё же есть, оно такое трогательно расплывчатое, «прекрасное далёко».
Ю.М.:
Пытаюсь припомнить стихотворения о будущем … мне всегда казалось, что поэзия — вневременна, как и стихотворение. Вот передо мной сидит кошка: она — прошлое, настоящее или будущее? Скорее, ни то, ни другое, ни третье — она кошка, как данность.
Другое дело, что часто любят поэтам приписывать функцию «пророка», но ведь стихотворение одноимённое — оно не про будущее, а про реализованное.
И если говорить о категории времени в поэзии, то время здесь точно иное, не календарное. Здесь то кроличьи норы, то временные петли, то обратный отсчёт и всё это нужно, чтобы увидеть как песчинки соприкасаются и рождается ах.
О.Е.:
Абстрагируясь от рассуждений о том, как реализуется в поэзии время — понятно, что не «про время» в буквальном смысле.
Ю.М.:
Так я и не про буквальный смысл, Евгений, но если речь о том, что маловато стихотворений с такой временной формой, то … просто соглашусь.
И вспомню стихотворение Иннокентия Луговского, в котором будущее проживается как настоящее, в смысле очевидности связи времён (может, Вы об этом?):
Синяя чушка Иркутский алюминиевый гигант выдал этой весной первую плавку. Новорождённая чушка Лежит на моей руке… И вспомнилась мне речушка, Бегущая в тальнике. Тихо звенящие сосны. Посвист охотничьих пуль. Бег молниеносный Вспугнутых нами косуль. Дорога. Рассказы дорожные Совсем не седой старины, Как хрюкали здесь таёжные Чушки и кабаны. Всё это было, было Недавно, невдалеке… И потому-то мне мило Чушку держать в руке. … мастер по алюминию Совсем молодой новожил. Чушку Горячую, синюю На руку мне положил. Не ту, не из дикого стада, Что роет Саянский лес, А ту, которую надо Нам позарез: Для городов, Для колхозных Необозримых полей И прямо сказать — для звёздных Космических кораблей! И. Луговской.
О.Е.:
Юлия. не о буквальном и не о форме речь.
О том, что будущее — в виде времени действия ли, более-менее масштабных планов и т.п. — исчезло.
Ю.М.:
Да как оно может исчезнуть, если каждое настоящее стихотворение — реализуется? Приведите, пожалуйста, пример стихотворения, потому что без примеров решительно нельзя о чём-то договориться.
О.Е.:
Хорошо. Очень условно:
«Я знаю — город будет! я знаю — саду цвесть...»
Ю.М.:
И что исчезло? Этого полно на условном стихи.ру, другое дело, что восторженная интонация не привлекает, как будто. Сколько ни наблюдаю за разными премиями, столько вижу, что стихотворения восторженные в листах есть, а в победителях — их нет.
Не понимаю, правда, как может будущее исчезнуть из стихотворений, ведь стихотворение — и есть будущее. Возможно, что находясь в некотором контексте, например, кубковом, может так и показаться, что нечто исчезло. Но любопытнее для меня здесь не «нечто», а сам мотив исчезновения, как будто нечто сущностное было в литературе, в литературном процессе, и пропало. С этим ощущением исчезновения совершенно не спорю. А вот что это — носок, завалившийся за рубашку в комоде или космический корабль, — совершенно не знаю. И думаю, что назвать это нужно ещё постараться.
О.Е.:
Я о проекте будущего в социуме. Из общественного обсуждения будущее, похоже, исчезло. В XX было что-то подобное —«фантастика ближнего прицела» (В. Немцов), хотя, казалось бы, советская литература была в значительной мере устремлена в будущее.
В литературе это, наверное, не может не отражаться.
Но если нет такого ощущения — охотно верю. Могу ошибаться.
Конкурсное произведение 182. «Слобода»
Ю.М.:
Вот, вроде, и продуман сюжет, а придуман и впору вновь вернуться к обсуждению понятия «поэтический сюжет», примерно с таким названием статью Леонида Костюкова приносила о прошлом годе.
Но — повторится всё как встарь, конечно.
Для стихотворения, поскольку это особым образом оформленное, произведение, важно всё: текст, контекст, название, отзывы и т.д.
Перед нами стихотворение вполне конвенциональное, а значит для него важно, как оно звучит, а звучит оно не очень:
Орлы двухглавые в карете, не отвернувшихся — клюют,
Интонационно и синтаксически не очень ясно, что происходит, орлы эти — они снуют или клюют, и если они снуют в карете, то что это за карета такая? Если «карета» — это что-то связанное с тройкой (не та, которая карта, конечно, — то почему орлов много? Это — охранка?
Сплошные вопросы не только на символическом, эмблематическом уровне, но и на уровне звучания: «не отвернувшихся», — вот как это выговорить-то, без сноровки?
О.Е.:
Состоявшееся стихотворение. А ведь удаётся автору это «ать-два» передать. ) «День опричника»? А вообще, много всего в этом тексте, от «Петербургских тайн» до «В Питере пить». Аллюзия к песне «Ленинград» Юрия Шевчука:
«Герр Ленинград, до пупа затоваренный, Жареный, пареный, дареный, краденый. Мсье Ленинград, революцией меченный, Мебель паливший, дом перекалеченный».
Пёстрый текст. Наверное, это правильно. Только, кажется, тень этой пестроты ложится и на само стихотворение. Поэтому хочется спросить: «но, автор, подскажи, куда ты?»
Конкурсное произведение 183. «Утренняя бормоталка»
О.Е.:
И снова — рука мастера. ) Мягко выполнено – пробуждение, вхождение в утренний паутинный сад. Слепые усы винограда – метафора тяги к жизни.
Нестрашный получился подземельный мир, живой и обитаемый. ) При кажущейся простоте стих многослойный.
С одной стороны, он про продолжение жизни: там, где кончается жизнь одних существ, для других она продолжается. То есть перед нами картина-описание.
С другой стороны, текст – «бормоталка», это самозаговор, самоуспокоение, самоубеждение, в финале же – прямое жизнеутверждающее высказывание.
Спасибо, автор.
Ю.М.:
Автору однозначно повезло встретиться со стихотворением и восторгами Евгения.
Евгений, а вот если представить, что я — скептик, чем так понравилось Вам стихотворение?
О.Е.:
Прочитал Вашу реплику, Юлия, и испугался: неужели я пропустил свою предыдущую? Прокрутил чуть выше — нет, всё на месте. )
Ю.М.:
Ну, ладно. Меня всегда интересовало, что нужно понять/почувствовать, когда встречаешь слова «рука мастера»? Дело мастера боится?
А если серьёзнее, то есть у этого стихотворения один маленький, очень скромный достаток — отвага, прям как у храброго портняжки. Мир, который рисуется — он сказочный и преуменьшённый:
паутинный сад, внутрь которого заходит субъект;
слепые усы винограда, как сушественная, различимая деталь;
субъект в принципе соизмеряет себя с корнями и медведками;
это кто-то маленький, но очень отважный!
«Но вита всё тоньше и дольче» — с одной стороны здесь есть примесь «дольче» как «сладкая», потому что «дольче вита»; а с другой стороны есть слово «доля», которое мерцает на подкладке слова «дольче», потому что на это восприятие работает предстоящее «тоньше».
И мы только что видели приключения слов в одном маленьком мире, который ещё к тому же пользуется нераспространённой восторженной интонацией. И о ней мы как-нибудь с Евгением непременно поговорим.
О.Е.:
О «руке мастера» — уровень чувствуется по умению композиционно выстроить и мягко развернуть фабулу, от просыпания через вхождение в сад и проникновение в подземельный мир.
А лирический герой не маленький. Он соразмерный. ) Соразмерный миру, в котором находится или в который попадает.
Конкурсное произведение 184. «Тележечка»
Ю.М.:
Этот текст не входит в зону моих читательских и критических интересов и тому есть объяснение.
Есть разные практики, в том числе и причитывать по ком-нибудь и отчитывать кого-нибудь. Так вот, этот текст не жалеет, не любит, не зовёт, не плачет, он причитывает и отчитывает. Слишком бытовое стихотворение — что ж ещё тут скажешь?
О.Е.:
Это стихотворение обратило на себя внимание тем, что автор умеет видеть в частном типичное. То есть сама ситуация жизненная, узнаваемая, но увидеть её и воплотить в стихах — для этого нужна поэтическая наблюдательность. Кроме того, понравилось, что само название стиха — метафора, это о непростой жизни многих и многих пожилых людей.
Конкурсное произведение 186. «Курьер»
О.Е.:
«Не кочегары мы, не плотники». Спасибо, автор, было информативно. Вот и курьер дождался своей очереди. А кто в поэзии разрабатывает ту же самую жилу, которую разрабатывал в прозе Артур Хейли? Есть много профессий, хороших и разных, многие из них, наверное, каких-то стихов заслуживают. Пограничный, интерфейсный характер профессии курьера позволяет закрутить интересную поэтическую фабулу, но здесь это не реализовано.
В этом стихотворении мне понравился финал. Слово «погружённый» — важно, здесь есть игра слов-смыслов: с одной стороны, это «в глубине сквера», а с другой стороны лингвистически близко «погружённый в задумчивость» (и памятники Ленину в задумчивой позе есть)
Есть, правда, общие места:
«Но человек — вихрастая недоучка —
больше, чем привод к педалям, еда, получка» — если уж предлагать подобные трюизмы читателю, то, может быть, не в форме открытого высказывания?
В целом — стихотворение, заслуживающее внимания и с некоторыми достоинствами.
Ю.М.:
Евгений, акмеисты, если не подводит память, как раз активно несли в стихи всё, что не связано было узами поэтического, в том числе и всякие разные занятия.
Если говорить о производственном романе (если я всё верно разузнала про Артура Хейли), то у Ксении Букша вышла книга «Завод», — чем не производственный роман?
Не так, чтобы много знаю про производственный роман, интереснее думать о производственном стихотворении (некоторые сразу припомнят Мандельштама, отрывок из эссе «Армия поэтов»):
Основное качество этих людей, бесполезных и упорных в своем подвиге, это отвращение ко всякой профессии, почти всегда отсутствие серьезного профессионального образования, отсутствие вкуса ко всякому определенному ремеслу. Как будто поэзия начинается там, где кончается всякое другое ремесло, что, конечно, неверно, так как соединение поэтической деятельности с профессиональной — математической, философской, инженерной, военной — может дать лишь блестящие результаты. Сквозь поэта очень часто просвечивает государственный человек, философ, инженер. Поэт не есть человек без профессии, ни на что другое не годный, а человек, преодолевший свою профессию, подчинивший ее поэзии.
И вот наше стихотворение — оно подчинило курьерство поэзии? На память приходит опыт другого поэта, Григория Горнова, который подчинил своё курьерство как раз. А если от дополнения реальности вернуться к самому тексту, к тексту_изначальному, то … он всё равно нравится, и тем ещё нравится, что вбирает в себя контексты и скользит меж ними:
вот он рядом с «я буду долго гнать велосипед», вот он перемещается поближе к упоминанию библии, вот он делает сальто в воздухе и приземляется в фильм … ммм, ну, пусть будет «Тёмное зеркало», — между временами, контекстами, мерцаниями, создавая сюжет и высекая искру из того, как взаимодействуют микро-события внутри: да, это очень круто. В пандан тыняновскому «прозаизация стиха», говорю о таких стихах, как о «драматизации», но термин пока не очень удачный, да. Да и не Тынянов)
А финальный тематический кувырок с этим Лениным, который памятник «погружённый в сквер» (т.е. с одной стороны — памятник, а с другой стороны — «погружённый в сквер» как «погружённый в тему», а с третьей — ставший природой, вошедший в плоть и кровь … сквера, т.е. природы человека) ….
Нет, тут так быстро нельзя.
Сквер — это с одной стороны — изобретение человеческое, а с другой стороны — часть природы. Т.е. «сквер» — это идеальная равновесная форма для равновесия человеческого и природного, «парк» менее подходит, потому что он не такой пятидесятипроцентный. И вот у нас Ленин — который приходит в текст, привлечённый новыми левыми, невероятной популярностью марксизма на новый лад, — а … к таким ведь марксистам и едет курьер на велосипеде. Но это не точно, как вы уже выучили.
Очень лихо, круто, здорово.
О.Е.
Курьер въехал в зону читательских и критических интересов Юлии. ) И это здорово.
Конкурсное произведение 190. «Забытая мелодия для Фрейда»
Ю.М.:
Как там говорила? Версометафора?) Забуду про это, потому что снова вижу, как взаимодействие происходит не между звуками, словами, краегласиями, метрами, а между ситуациями.
Всё-таки, иногда кинематографический язык переводится удачно, точнее, — тот язык, который только выглядит кинематографическим, на стихотворный язык, т.е. не как сценарий, а как стихотворение.
Потому что в финале нас ждёт благородный пафос обобщения, который и скручивает все сюжеты в единый канат, но … почему все, кроме «волка» точно так же названы? Хотя, о чём это я? «Талант» как название появляется в первый раз в финале, до того … ну, до того можно это слово применить к певице, «сладкоголосой сирене», остаётся только волк, точнее не остаётся — выпадает.
Но что бы это могло бы значить?
О.Е.:
Понимаю, что это не тот текст, к которому можно задать вопрос: «И что?». Понятно, что сам процесс автора занимает, образы как бы самодостаточны, они хороши сами по себе. Но ощущение игры в бисер всё же не оставляет.
Конкурсное произведение 199. «Угнетенному мною Билли»
О.Е.:
Страшная тема. Хорошо, что такое стихотворение здесь присутствует. Первая и явная ассоциация — роман Юрия Домбровского «Обезьяна приходит за своим черепом». Стих тоже про измельчание человеческой природы, про скорбное бесчувствие. Про то, что началось после Второй мировой и продолжилось в XXI веке. Спасибо, автор. Хорошее стихотворение.
Ю.М.:
Сколько ни читаю это стихотворение, столько не покидает ощущение, что я его где-то читала, притом … в прозе. Но читала именно как описанную ситуацию, текст о ней, это был как будто большой рассказ в «Снобе» или «Русском пионере», — совершенно не помню, где текст, но … что это даёт стихотворению, кроме актуальности?
Ещё и ощущение припоминания (вдруг я вообще придумала про этот рассказ, вдруг он мне примнился, вдруг такое примнение — результат работы текста?)
Выбранная форма такого свидетельства, как будто дача показаний в сценарии мюзикла, только добавляет стихотворению фарсовости и трагичности.
Есть и малая капля дёгтя: как раз та достоверность, которая придаёт тексту шарм, играет против текста как стихотворения, даёт ему диковатую, случайную краску, как бы эстрадит не в плюс, но в минус произведению.
О.Е.:
Боюсь, что то, кажется Вам фарсовостью, Юлия, это просто такая форма, которая продиктована заговариванием боли. Это настолько больно, что иначе как в таком деланно-спокойном ключе об этом и рассказать не получается. А скорбное бесчувствие распространяется, к сожалению и по ощущению, не только на Билли, но и на многих его современников. Именно это выхватывание из жизни и описание типичного (в данном случае — к сожалению) явления и представляет собой достоинство стихотворения.
Ю.М.:
Кажется, понимаю, Евгений; поясню, что меня смущает:
Шесть миллионов — подумаешь тоже... Мириады моих уничтожены.
— память моментально говорит об употреблении слова «мириады» как невозможном по отношению к людям, эта великая множественность, бесчисленность говорит об особом отношении к людям, очень пренебрежительном. Портрет человека нарисован одним словом, но — когда начинается фарс? — он начинается с неизмеримости, с несоразмерности, с той меры усиления, когда трагедия превращается в комедию и это происходит вот здесь:
Мы фуршетно, тезисно соглашались, толерантный наш менуэт танцуя, танцуя, кроша моих предков кости. Ничего так сходила в гости.
То есть, «мы» означает, что и он «соглашался», но ведь это неправда, ровно до того был нарисован образ нечуткого, глупого, невежественного и агрессивного человека, даже карикатуры на него, а теперь почему-то она сливается с ним в «мы», которое «фуршетно» и «тезисно соглашалось», то есть между теми, кто составляет «мы» было тезисное согласие, по каким-то важным пунктам, которые не произнесены, тогда как по произнесённым нет согласия, повествовательница шокирована. Да и как можно «крошить кости предков»? Это как с оскорблением чувств верующих, — кощунство возможно только тогда, когда акт творится перед теми, для кого поругание является поруганием. Т.е. получается, что это чувство долга перед своим сообществом не велит ей соглашаться тезисно, раз они вместе крошат кости, соглашаясь тезисно в выражении чувств и эмоций относительно холокоста (давайте всё же произнесём, не станем замалчивать); но — зачем? То есть она не решается раскрыться, сказать, что она — часть от целого, которое обсуждается, но что если он — догадывается? Вот этой психологически точной проработки не хватило, её закрыла интонация.
Дальше повествовательница переходит на поэтический язык, и это психологически достоверное свидетельство о том, как могут добываться поэтические строки. Так что в некотором смысле — перед нами самодостаточное произведение.
… перерыла весь журнал «Пионер», потому что и танец был в том рассказе и ничего не нашла. Надо бы на досуге в «Снобе» поискать.
Конкурсное произведение 200. «За грядущими снегами…»
Ю.М.:
Это стихотворение не входит в зону моих критических и читательских интересов.
«Гости» пришли в стихотворение, потому что «беспокойство», «удивляясь на лету», потому что «на птице», — это всё невыносимо тоскливо, к сожалению, написано не раз, взято как будто готовыми формулами.
Предложения запутаны: улетающая навек птица, на ней луч от солнца, теплее которого и того луча на нём — бумага под сценарием, — но легко распутываются и не скажу, чтобы много было удовольствия от этого распутывания.
Но есть финал, который сообщает, что стихотворение — очень юное, может оно как раз и заглядывает в будущее, по задумке Евгения, может, что-то там воплощает, хотя бы и просто задаваясь вопросом. Как знать?
О.Е.:
Прекрасное стихотворение. Хрупкое, уязвимое, потому что практически неразборное — стоит начать объяснять его, как, что и почему…Нет, лучше не надо. ) Но это о творчестве, очевидно, о писательстве.
Оно близко высказанной в нулевом обзоре идее, что замысел и текст («беспокойство», «те же гости») ищут автора: бумага теплее солнца, а кем будет автор — это загадка.
Спасибо, автор. Очень понравилось.
Вместо заключения:
О.Е.:
Ретроспективно обратившись к текстам, замечаешь, что время – соучастник во многих стихах, это вообще интересный аспект – преломление времени в авторском видении. Приглядитесь. Прислушайтесь. Это оно чеканит шаг по улицам Петербурга в «Слободе». Это его заговаривает лирический герой «Утренней бормоталки». Оно – содержимое трогательной «Тележечки». Время то гремит бухенвальдским набатом в «Угнетённом мною Билли», то крутится нестареющим кино в стихотворении «За грядущими снегами…».
Мои фавориты в этой двадцатке:
199. «Угнетенному мною Билли» (за возвращение исторической памяти).
200. «За грядущими снегами» (за мимолётность и тонкое предощущение).
Ю.М.:
… уходящая и привходящая натура — вот теза и антитеза того обобщения, чем же стала эта двадцатка для меня.
Евгений говорит о времени, я отвечу за пространство, впрочем, не всегда ли это делаю, привнося дополнительные пласты в обсуждение, потому что когда пространство становится по-настоящему бескрайним, появляется удаль, задор и простор. За долготой всегда следует широта, не так ли?