О конкурсных произведениях с 321 по 340 говорят обозреватели Кубка Мира по русской поэзии Юлия Малыгина и Евгений Овсянников.
Ю.М.:
Ближе к финалу обычно выдыхаешься, всё же слишком тяжелы большие дистанции, независимо от качества текстов, кстати, потому что от хороших устаёшь примерно так же, но приятной усталостью. Но эта усталость всегда сигналит мне: «Юля, спроси у собеседника, как он читает стихи, интересно же».
Евгений, как Вы читаете стихи и что важно для Вас в стихах?
О.Е.:
Ох, Юлия. ) Ну и вопросы. ) Если коротко — читаю как попало (хорошо, «как Бог на душу положит»), а что для меня важно я и сам не знаю, честно. Потому что то, что для меня важно применительно к одному тексту, в одном контексте, в другом вдруг оказывается пустяковым. Или компенсация происходит одних качеств текста за счёт других. Люблю, например, когда стихотворение хорошо звучит. При этом знаю одного современного автора, у которого тексты такие скрежещущие случаются, непросто выговариваемые, но это компенсируется волей авторской, силой и глубиной.
Могу лишь поделиться тем, что обычно происходит при чтении. Один из факторов — это, конечно, узнавание. Вот в небольших городках есть такое дело — прохожие смотрят на встречных, потому что велика вероятность, что знакомый навстречу идёт. Всматриваются в лица. При чтении стихов что-то подобное происходит. Всматривание, поиск знакомых черт. И приятное чувство узнавания, если они обнаруживаются.
А бывает иногда — и это особенно ценно, потому что нечасто — что встречается стих, который не похож ни на что ранее читанное. А ты и представить себе не мог, что так можно писать.
Бывают ещё искры. Это не то, что уже «нра — не нра», а то, на что хочется обратить внимание. Цепляющие детали. Благодаря им бывает, что к стихотворению хочется вернуться и после второго-третьего прочтения.
Юлия, а Вы как читаете стихи и что для Вас важно?
Ю.М.:
«Задай собеседнику такой вопрос, на который сама не знаешь ответа», — это прямо про меня.
Я читаю стихотворение медленно, долго и с карандашом, но сейчас уже не так, конечно, сейчас всё чаще скольжу взглядом, умом понимаю — нужно вчитаться, но получается вчитаться не всегда. Наработав массу инструментов для проникновения в текст, я постепенно от них отказываюсь:
- прочесть стихотворение целиком, обратить внимание на ощущение;
- услышать что-то тревожащее, царапающее ухо;
- отнестись к тревожащему и царапающему — это — хорошо или плохо?
- как мне с текстом — что я чувствую к третьему прочтению?
- как выглядят сильные места стихотворения?
- как выглядят слабые места стихотворения и зачем они?
Примерно такие вопросы-ответы проносятся в голове, когда я читаю текст, естественно, не по бумажке сверяюсь, но всегда было интересно: как возникает впечатление? Почему оно такое, а не другое? Почему у Державина — здорово и звучит, а у Васи Иванова — не звучит? Как слово звучит? Что мне это всё даёт?
Для меня важнее неузнавание, чем узнавание: новый велосипед у соседского Кольки, новая машина у Иван Петровича, свежая краска на воротах Солдатовых или — у Насти цыплята, а у Тани — щенок, — словно важно видеть это движение, малейшее движение (бытия?) и отмечать про себя: «молодец, заметила, значит — живая» или «жизнь творится и продолжается». И, конечно, всегда остаётся место колокольчикам, которые звенят и звенят, звенят и звенят.
Конкурсное произведение 326. «Город в небе увяз…»
О.Е.:
Интересно, что «из-за Лота» практически омофонично «из зелота».
Изложено ладно, с игрой слов, но не чересчур ли внятно? Как Вы, Юлия, говорили? Стихотворение про себя слишком много рассказывает или докладывает?
Ю.М:
Оно само на себя доносит в первой строке, словно в докладной записке)
Я долго сомневалась по поводу этот текста: есть ли о чём мне тут говорить или нет, но решила рискнуть.
На конкурс постоянно приходят смешливые произведения, смеющиеся произведения и пытающиеся смеяться произведения, такое чувство иногда, что написаны они коллективным автором и что если этот коллективный автор пытается нам что-то сообщить? Не то ли, что мы встали на рельсы, которые ведут к реакции (в историческом смысле слова)?
О том, как можно прочесть финальную строфу, пожалуй, умолчу.
Конкурсное произведение 327. «Подбирая слова»
Ю.М:
В этом тексте поразила та безрассудность, с которой это написано и подано: ведь сущая же безделица, а всё-таки останавливает взгляд на себе. Может, всё дело в псе?
Если серьёзно, то зачёркивание слов — любопытный приём, это как будто ответ традиционного текста всем этим вашим (нашим) блек-аутам и реди-мейдам. Остроумная шутка, которая не более чем шутка, задаёт и шутливый тон рецензии — ничего не могу с этим поделать.
В комментариях вспоминали «Обломова», но какой тут Обломов? Тут, скорее, травестия, высмеивающая традицию написания стихотворений изнутри самой традиции и намекающая на черновики Пушкина. Ну да, ну да, «скажи-ка, дядя, ведь не даром» (а это уже из Лермонтова, да, вернёмся к Пушкину):
Увы, на разные забавы Я много жизни погубил! Но если б не страдали нравы, Я балы б до сих пор любил. Люблю я бешеную младость, И тесноту, и блеск, и радость, И дам обдуманный наряд; Люблю их ножки; только вряд Найдете вы в России целой Три пары стройных женских ног. Ах! долго я забыть не мог Две ножки... Грустный, охладелый, Я всё их помню, и во сне Они тревожат сердце мне. А.С. Пушкин «Евгений Онегин»
О.Е.:
Да, вполне себе приём хороший. Пусть не новый (мне он запомнился почему-то по стихам Нины Искренко), но работающий. С улыбкой, несерьёзно о серьёзных вещах. Так можно изучать феномены сознания, самооправдания и самовписывания в мир. Или просто приоткрывать дверцу в противоречивый внутренний мир лирического героя. Симпатичное стихотворение.
Конкурсное произведение 329. «Дождь и поезд»
О.Е.:
Заставляет меня задуматься фраза «ничего не могу дать тебе», дважды встречающаяся в тексте, а значит, не случайная. Понятно, что это про разные миры, разные сущности. Кто они по отношению друг к другу, эти два субъекта? Не «другие», потому что понимание не происходит, но и не «чужие», потому что есть стремление к этому взаимопониманию
(«Перебираю неразделенные звуки,
пытаюсь понять ваш камышовый язык»). Значит, «иные». Но это всё только один уровень.
Есть и второй уровень. Неявный. Это проявляется, только когда мелькает тень досады: смысл темноват, а изложено всё на каком-то усталом, пыльном языке.
Представим, что это весь текст, — одна сущность, а читающий его — вторая. И они беседуют, и первый сожалеет, что не может передать второму всего скрытого в нём и доступного ему. Вот это да.
Что делает рассказчик («первый»)? Он сожалеет, описывает, повествует и…учит:
«Можно считать вагоны, не упуская звонкую милостыню дождя за окном — так реализуется дальнозоркость».
И снова этот совет может быть обращен как собеседнику-«второму», так и читающему. Именно поэтому, благодаря выходу на новый уровень, считаю это стихотворение как минимум интересным.
Ю.М:
Евгений, да, точно подмечено — это диалогичное стихотворение, в центре внимания которого возможность или невозможность разговора между людьми, разделёнными … а просто — разделёнными.
Эта разделённость проводится с помощью рассказа о разных религиозных убеждениях, о разной вере и это очень привычное (для моего опыта чтения) разделение. Думаю, что авторы обращаются к такому повествованию, как наиболее безопасному, самому, может, безопасному.
… когда встречаю речь о разделённости, каждый раз вспоминаю фразу Алёны Воданаевой из её интервью в шоу «А поговорить»?, дословно не помню, но смысл сводился к «я не могу говорить с братом о политике», — о вере-то люди ещё готовы разговаривать, если не учитывать радикально настроенных людей, а вот о том, как людям вместе жить на планете — нет.
И в этом смысле и Бог, и культура одинаково мертвы, если по базовым вопросам нет не просто настроения на разговор, но желания понять язык, на котором говорит, думает и чувствует другой.
Ничего не могу дать тебе. Перебираю неразделенные звуки, пытаюсь понять ваш камышовый язык.
Конкурсное произведение 330. «Не каждому быть самолётом»
Ю.М:
Не каждому быть самолётом — это ведь «не каждому быть стихотворением», — как будто создатель един со своей вещью, против чего я всячески протестую, а ведь именно такая двусмысленность (не каждому ковру быть самолётом, и не каждому создателю быть самолётом) заложена в основание строк:
Мол, ковры продавать – тоже выгодно. Не каждому быть самолётом.
Но есть привлекательные места в тексте, особенно вот здесь:
но чтоб завертелось секретное что-то – требовалось движенье души.
Есть в этих строках безусловная подлинность, но ведь перечисление фактов или событий мало влияет на возникновение чего-то, что больше букв, и оно всё же появляется, правда в финале. В этой безусловной подлинности ночных кошмаров, из которых никакого выхода нет, а они — есть.
О.Е.:
Разделяю Ваше чувство, Юлия. Во мне тоже поднимается внутренний протест.
Фраза «не каждому быть самолётом» сразу напоминает о стихотворении Евгении Джен Барановой — «Сложно быть упрямым самолётом…».
Притча о ремесленничестве. Но притча «открыто-назывная».
Конкурсное произведение 332. «Хамар-Дабан»
О.Е.:
Это стихотворение интересно рассматривать как открытку. Оно статично-описательно, поэтому, пожалуй, более всего соответствует такой характеристике. Эх!.. Вот же, на расстоянии вытянутой руки, великолепная возможность развернуть этот текст вширь и вглубь: «кто-то его считает порталом в иные миры». С этого места да поподробнее бы…)
Ю.М:
Стихотворение привлекает своей простой, даже нарочито простой формой, то ли на самом деле наивно, то ли прикидывается таковым, только воображает себя таковым. И это может быть одинаково верным утверждением.
Согласна с Евгением, что можно было бы подробнее, а точнее — перевёрнутее, можно было бы осуществить «скрутку» традиций ли, формы ли, чтобы стихотворение зазвучало сильнее.
Конкурсное произведение 333. «И одиночества лет сто…»
Ю.М:
Действительно красивый текст, который самой формой выражает содержание: повторение одного и того же, одного и того же. Но слова при этом так соположены, что интонация усиливается, точнее, на усиление это работает привычка читать подобные стихи, а там — бац, облом, ты читаешь тоже самое, теми же самыми словами, но по-другому, а значит — читаешь новое.
Красивая вещь, да, без трагедии, без романтизма, красивая вещь как она есть.
О.Е.:
Да, красивое стихотворение. Меня только досада берёт: ну зачем автору Маркес? Ведь уже сам автор создал картину, ведь убедил уже, не нужны никакие реминисцентные костыли — и Маркес вам, пожалуйста. Если так дальше пойдёт, придётся слово «маркес» сделать метафорой чего-то ненужного в тексте, искусственно добавленного. ) А не хотелось бы.
Отмечу ещё внутреннюю музыкальность этого стихотворения. Хорошее.
Конкурсное произведение 335. «Ясак»
О.Е.:
Наличие стоп-крана и знание, когда его следует использовать — это очень хорошо. Автор умеет, видно же, зачем ему все эти постмодернистские обрезки, включения в текст? Вместе с тем, нельзя отказать стихотворению в известном шарме.
Ю.М:
Раскованное и легко написанное стихотворение — в комментариях к нему появилось как минимум две интерпретации, резко противоположные друг другу, что лишний раз доказывает настоящесть произведения.
Оно вполне чисто написано (как бывает на уроках чистописания) и вполне традиционно, здесь «я» равно говорящему и это «я» не переодевается в другие одежды, никем не обращается.
Это говорит говорящий — поэт, который иронически относится к романтическому представлению о предназначении поэта, как будто у него есть ещё одно какое-то предназначение, кроме как писать стихи. А говорящий говорит — да нет никакого предназначения, пока живу и говорю — живу и говорю.
прими на ярком рушнике надкушенный ясак ты раньше у меня встречал в стихах и дом и сад сейчас в моих руках стоп-кран — пора остановить вот этот слог вот этот смог у спаса на крови
Кажется, это третья интерпретация.
Что до постмодернистских обрезков, как ловко определил мой коллега, то скромно замечу, что нормальная практика поэтик, называемых традиционалистскими, брать себе инструменты, которые вошли в плоть и кровь литературы — и постмодернизм пусть отжил свой век и отыграл, но отжил и отыграл как направление будоражащее, а как успокаивающее — он ещё не работал. А потому — а почему и не поиграть?
О.Е.:
Потому что это, как ни крути, вторичность, а невооружённым глазом видно, что автор и без вторички может обойтись. )
Конкурсное произведение 337. «Уроки английского»
Ю.М:
Евгений, а как для переводчика читается этот текст? Возникает ли что-то в фамилии «Белов» для переводчика, кроме самой фамилии?
О.Е.:
Забавный стих, весёлый. Отвечу не как переводчик, а как бывший преподаватель английского.
Автор что-то знает об инновационных методиках изучения английского. ) «Ногами out» и «с мускатом» может дать неожиданный расслабляюще-закрепляющий эффект. ) Методика интенсива, например, вся построена на непринуждённой атмосфере.
Что касается фамилии Белов, то даже если автор выбрал её произвольно, он очень хорошо угадал: именно такие короткие русские фамилии любили авторы школьных учебников английского. И ребята-персонажи учебников подобные фамилии носили, и даже целые семьи, например «семья Беловых» — «The Belovs». Словом, эта фамилия в контексте изучения английского звучит вполне уместно. )
А стихотворение легкое, хорошее, спасибо автору.
Вместо заключения:
О.Е.:
Приятно, когда парад текстов, погружающих читателя в глубокую задумчивость, перемежается стихотворениями лёгкими и весёлыми.
От выбора каких-либо стихов в качестве особо примечательных в этот раз воздержусь.
Ю.М.:
Забавное и весёлое, высокое и низкое, опустошённое и наполненное — и ряд этот можно продолжить, без гарантии когда-либо исчерпать.
А вот двадцатки скоро подойдут к концу, приблизим же это окончание.
