О конкурсных произведениях с 41 по 60 говорят обозреватели Кубка Мира по русской поэзии Юлия Малыгина и Евгений Овсянников.
Ю.М.:
Давно размышляю о том, что настоящий разлом проходит не по границе «силлабо-тоника — верлибр», и даже не по границе «как положено — устремление к новизне» (классицизм-модернизм), а по границе «магия — мистика», как будто нужно выбрать что-то одно, непременно одно.
Но нельзя же выбрать одно, само время говорит нам, что можно изменять выбор, получая новый опыт.
Опыт интерпретации — разве не за этим ещё нужны нам художественные произведения, чтобы чётче видеть границы, чётче их проводить и не бояться двигать? Или, может, даны нам художественные произведения, чтобы помнить и проживать это припоминание безболезненно? Опыт красоты, опыт чувства, опыт жизни — поищу, что ли, новый опыт, читая произведения этой двадцатки.
Евгений, а помните ли Вы, как приходил вопрос «зачем читать?», если приходил, и как Вы на него ответили?
Е.О.:
Конечно, Юлия, границы условны. Мало того, что они субъективны, они ещё и динамичны: меняются с возрастом, с опытом и т.д. Не очень понимаю противопоставление магии и мистики, честно говоря. Если ошибаюсь, поправьте, пожалуйста. Мне казалось, что согласно классическим определениям, второе носит более общий, а первое – более прагматический характер, но они тесно взаимопереплетены.
«Зачем читать?» В таком виде вопрос передо мной не стоял никогда. В детстве чтение было чем-то настолько естественным, что спросить «Зачем читать?» было бы примерно так же странно, как задать вопрос «Зачем расти?» Просто одна из основных потребностей. Неосознанное путешествие по какой-то невидимой оси координат, куда-то в неведомое. Уже с точки зрения взрослого человека можно задаться таким вопросом, в том числе ретроспективно. И тогда по аналогии вспоминается фраза А.П. Чехова: «Сколько языков ты знаешь — столько раз ты человек». Сколько книг ты прочёл, столько миров ты посетил.
Да, чтение имеет и гносеологический (четче видеть границы, узнавать новое), и эстетический (опыт красоты), и эмоциональный (опыт чувства), и даже психотерапевтический (проживать припоминание безболезненно) эффект. Юлия, а ведь Вы только что очертили примерную схему. Каждое прочитанное стихотворение будет, наверное, тяготеть к одному из перечисленных выше пунктов. Может быть, и схема дополнится по мере чтения текстов, а какие-то из них останутся и вовсе за рамками.
Ю.М.:
Евгений, может и так, может, и очертила схему, к которой добавим что-то ещё.
Что до «магии» и «мистики», ответила б, что это две пересекающиеся прямые. Язык никогда не хранит же двух тождественных слов, и вот если по-простому объяснить, с чего вдруг вспомнила эти слова и вздумала противопоставить, то христианских магов не бывает (бабки не в счёт), а христианские мистики бывают, — где-то здесь исток и начало размышления.
Противопоставляя «магию» и «мистику», противопоставляю «образ» и «символ», «зачем это» и «о чём это», если в «магии» самое главное: прагматика, действенность по отношению к тому, что находится за пределами моего сознания (часто невозможно даже оценить, подействовало или нет), то в «мистике» важнее опыт (в узком смысле — религиозный) достижение некоторого состояния / само состояние, но это состояние достигается не для того, чтобы картошка лучше росла или что-то случилось с соседским участком, иными словами, противопоставляя «магию» и «мистику», я противопоставляю «логическое» как «прагматическое» и «иррациональное» как «альтруистическое», которые тесно связаны и взаимопереплетены, конечно, как любые противопоставленные понятия.
Кажется, что «магия» и «мистика» не сильно отличаются друг от друга, и скорее квазисинонимы, нежели антонимы, если опросить людей о значении слов. Но заглянем в словари ассоциаций, чтобы ответить себе на вопрос: «а что думают другие носители языка?» Изо всех ассоциаций привлекли две: «мистика → откровение», «магия → заклинание». Закончу свой спич о запретном, потому что дальше придётся долго и путанно говорить о невыразимом, а сегодняшний лимит выбрала.
Конкурсное произведение 43. «Теперь пора»
Е.О.:
Сначала этот текст ставит передо мной непростую задачу. Вынужден сразу разделить впечатление на два плана. Первый. Не люблю стихи о стихах, особенно когда в них автор стихи тетешкает, лелеет и т.д., когда начинается сравнение стихов с детьми. Всё-таки это не тема, а мета-тема. Сколько же можно? Второй. Уровень исполнения, образность впечатляют. Далее эти два плана начинают бороться друг с другом. А я отворачиваюсь, потому что ни смотреть на этот клинч, ни знать о его результате не хочется. Потом, совершенно внезапно, во мне прорастает третий план. А что если это мучительное ожидание иного было искусно подготовлено невозмутимо плывущим автором? Мог ли я представить, что так обрадуюсь «пьяной поэзии» на задней парте? Радовались ли Вы, читатель, так, как обрадовался ей я? В общем, это не «стихи про стихи». Это про свободу от шаблонов. Хороший текст. А с читателем, автор, пожалуйста, будьте бережнее. Вам не жить друг без друга.
Ю.М.:
Взяла это стихотворение, чтобы упомянуть «барную поэзию» и «новую эстрадность». Уже говорила о том, что в прошедшие времена бытовало представление о «поэте-маге», а в поэтиках стремились запечатлеть инструкцию по изготовлению поэта, — в наши времена «стихи о стихах» как раз об этом, о том, «как нам изготовить поэта».
Здесь восхищают и «кролики мои пушистые», и «плыву», — т.е. писать стихотворение — плыть. Ты плывёшь, все на тебя смотрят, выплываешь на сцену, нечто уверенное с этой сцены сообщаешь, уплываешь.
Вот она, примета узнавания:
Торжество кричащей, в драных колготках, пьяной – чокающейся жестяными банками пива на задней парте с одноклассниками – поэзии.
Ещё в 90-е легко представимо: «и кто-то прошептал, должно быть, Блок», даже в сериале «Улицы разбитых фонарей» ни одна серия не обходится без литературных аллюзий, а следователи там декламируют стихи — теперь не может и речи быть ни о каком Блоке. Как намедни высказалась одна эстрадно-барная поэтесса, «пора признать, что тройка — это карточка на метро, а не птица-тройка». (цитата неточная)
Угу.
Но мы ещё поговорим.
Конкурсное произведение 44. «Сказка»
Ю.М.:
А вот стихотворение о жалостливости, но не совсем: есть в нём искра, поэтому чуть-чуть о жалостливости и чуть-чуть об искрах.
Жалостливыми называю те стихи, которые пережимают, обращаясь к личному опыту, начинают живописать очень-очень-очень трудную жизнь, которую герой/героиня стоически выносят. Но вся особенность стоиков в том, что они не видят все эти подробности так, их особенность в том, что они как будто не замечают Кажется, авторы жалостливых текстов отдают себе отчёт, как звучат тексты, и пытаются компенсировать стоицизмом описание неблагополучия, или упиваются неблагополучием.
Но.
Друзья, пора признать, что в целом люди на планете живут хорошо, неприятный психологический опыт существует, встречи с насилием много, но нужно больше языков, на которых можно об этом говорить.
Теперь об искрах:
приходишь в поликлинику, становишься в очередь, чтобы выписать справку, что ты не дура. врач смотрит подозрительно: может, всё-таки дура? да гори оно всё…рыжим костром! и взлетаешь. где-то внизу остается твой дом, осенний дождь, поликлиника, подозрительный врач, таблетки, беспомощность, плач… и многое еще не поздно. а впереди – только звёзды… звёзды… а потом понимаешь: ты спишь, и тебе это снится.
Всё остальное усиливает жалобы частного человека и ослабляет художественный эффект(ы) текста.
Е.О.:
Удивительно: при втором и третьем прочтениях текст понравился больше, чем при первом.
Юлия, жалостливость — да, пожалуй, это есть, точнее, это первый слой восприятия. Похоже, это в большей степени отражение нашего отношения к ЛГ.
Мне кажется, этот текст хорошо считывается как продолжение темы «лишнего человека», аллюзия к Чехову. «Чувствуешь себя кем-то вроде нелюбимой дочери», — говорит о себе наша лирическая героиня.
Кроме того, яркая, чёткая, сильная ассоциация — фильм «Полёты во сне и наяву» с Олегом Янковским. Главный герой этого фильма Сергей накануне своего 40-летия по ходу действия совершает множество странных и нелепых поступков. Кризис среднего возраста. Лирическая героиня этого стихотворения тоже совершает нелепый поступок – приходит в поликлинику, «чтобы выписать справку, что ты не дура». Главного героя фильма, так же как ЛГ этого стихотворения, не покидает чувство потерянности, ненужности, неприкаянности. И в фильме, и в этом стихотворении — полёты. Сергей одержим идеей полётов.
«— Я летаю, Лариса! — Он не отпускал ее. — Я действительно летаю. Ты зря смотришь на меня, как на сумасшедшего. А завтра я попробую полететь не во сне, а наяву».
Поэтому я бы в качестве темы назвал потерянность. Спасибо, автор.
Ю.М.:
Евгений, положим, это о потерянности, вопрос мой будет не про то. Вот Вы тоже видите эту намеренную жалкость, правда, как проекцию, но все наши проекции входят в текст как рифмы или ритмы, поэтому вопрос: насколько соразмерна жалкость происходящему, насколько не отказало чувство меры повествовательнице, насколько художественный эффект/эффекты работают на текст или воспринимающего, а не повествовательницу?
Не получается проассоциировать героиню с советским фильмом, если не ошибаюсь, в то время модно было снимать фильмы про нелепых чудачков, впрочем, про нелепых чудачков всегда любили снимать фильмы, но у нас же не фильм.
Вот и интересно, учитывая разницу отношений и интерпретаций, как Вы ответите.
Е.О.:
Юлия, уточню: не вижу я здесь стремления лирической героини вызвать к себе жалость. Внешнее это. Ну, или чуточку наигранное. Перечитайте, пожалуйста, прислушайтесь к интонации. Она спокойная, констатирующая. Не будем обманываться на таких словах как «беспомощность, плач», потому что текст чуть тоньше, чем может показаться на первый взгляд: есть в нём лёгкая самоирония («да-а-а, делишки не очень…», «жар-птица-синица»)
И я не говорил, что вижу намеренную жалкость, я лишь сказал о внешней жалостливости. С моей стороны есть жалость-понимание, понимание почему так может происходить.
Чувство меры? Стихотворение называется «Сказка», а значит здесь диапазон возможного, амплитуда странностей шире-больше.
Не вполне ясно, как художественный эффект (от текста ведь?) может «работать на текст», но общий смысл вопроса понятен.
Есть в теории перевода такой термин: уровень контекстуальной зависимости. Некоторые слова, «синхрофазотрон», например, вообще не требуют никакого контекста, синхрофазотрон — он и в Африке синхрофазотрон. Для понимания других слов нужен ближний контекст, например предложение. А есть такие, которые можно понять, только прочитав весь текст, а то и некоторый корпус текстов. Мне кажется, эту концепцию вполне можно «масштабировать» применительно к стихам. При кажущейся простоте и очевидности стихотворение «Сказка» требует довольно широкого контекста, он нужен для оценки художественного эффекта стихотворения. Иными словами, уровень контекстуальной зависимости этого текста оказывается довольно высоким.
Нет, Юлия, «Полёты во сне и наяву» — это не фильм про чудачка. Кинокритики давно признали, что он, с одной стороны, про кризис среднего возраста, с другой — про поколение, а в более общем смысле — про потерянность, ненужность и неприкаянность. Ассоциация прямая и точная.
Есть ещё один момент. Некоторые тексты не то чтобы невозможно, но труднее понять, если не было опыта личного переживания, проживания в определенной исторической эпохе. Так сейчас с романами Юрия Трифонова, например, с их тонкими намёками-полунамёками, хорошо считывавшимися в начале 80-х, но едва ли понятными «на раз» и интересными современной молодой аудитории. Мне кажется, аналогичная причина может мешать увидеть в фильме «Полёты во сне и наяву» прямую ассоциацию со стихотворением «Сказка».
«У нас же не фильм»? Даже если и формально: у фильма есть сценарий, можно оперировать текстом.
А вообще, Юлия, если в качестве контекста мне будет нужна театральная пьеса, вспомню пьесу, обнаружатся ассоциации с опереттой или циклом картин — придётся о них говорить. Потому что, как Вы правильно заметили, «существует множество пространств и точек зрения, множество культур и традиций, которые приходят на нейтральное пространство, чтобы сойтись в эстетическом диалоге», а тексты пронизаны культурными аллюзиями, не обязательно ограничивающимися только литературой.
Ю.М.:
Теперь понимаю чуть лучше, но разделить отношение не могу: слишком человеческий текст, слишком на человека направленное переживание, выстроенное вокруг себя. И себя эта остаётся собой, не становясь чем-то/кем-то большим.
А о неприкаянности ещё поговорим, думаю, есть, что заметить на этот счёт, потому что «неприкаянность» очень сильное слово, способное к порождению особых героев, манифестирующих бесприютность, кто-то по изгнанничеству, кто-то по сопутствующим ощущениям, но это особое состояние и положение, сродни «заложному покойнику». Эту героиню «неприкаянной» точно бы не назвала, бо знает, чего хочет и даже понимает, как желания эти выглядят в глазах других людей.
Е.О.:
Видеть религиозно-мистическое значение слову «неприкаянный» для меня непривычно: слово нейтральное, а в некоторых словарях оно даже снабжено пометой «разг.» (разговорное). Хотя любой человек может выстроить для себя любой индивидуальный диапазон силы воздействия на него/неё любых слов. И совершенно не исключаю, что Вы меня, возможно, переубедите, Юлия. )
Всё же считаю стихотворение «Сказка» интересным. Оно не ограничивается переживаниями ЛГ, связано с темой бесприютности лирического герноя и перекликается с другими произведениями литературы/кинематографа.
К общему мнению не пришли, но это нормально. Так бывает, ничего страшного. )
Конкурсное произведение 51. «Звонок другу»
Е.О.:
Нравится энергия стихотворения, его ритм, тугая закрученность. Так же, как в случае с предыдущим стихотворением, после нескольких прочтений оно нравится больше. Хорошо перечитана по-своему и применена к описываемой ситуации цитата из Пастернака. Автор как бы продавливает силой поэтического высказывания читательскую недоверчивость и сцептицизм. Удачными видятся образы мельницы, жерновов, хорошо передана атмосфера удушья и страха. Эмоциям лирического героя веришь. И — странное дело — отступают на второй план и пафосность некоторая, и небольшие шероховатости.
И снова здесь приходится говорить об опыте чувствования. Потому что в читателях, которым знакомо это «стояние на краю» и стыд жгучий от неправильного поступка, текст с большей вероятностью откликнется. Если же нет этого опыта сопереживания, который можно, пожалуй, назвать необходимым личным «эмоциональным контекстом», больше вероятность того, что в глаза будут бросаться лишь внешние детали.
Спасибо, автор. Понравилось.
Ю.М.:
С иронией (а то и сарказмом) отношусь к попыткам написать текст от имени поэта, (здесь как будто — сразу от двух), тем паче — великого поэта (если догадка верна, то двух великих поэтов), повлиявшего не на феню булкина и веню размологова (тогда бы это был только большой поэт), а на выходцев из разных культурных страт.
Ну да, мы знаем, что Пастернаку позвонил Сталин, но мы не знаем, что чувствовал Пастернак, и звонок этот был о Мандельштаме.
Мы не знаем, «взыграет» ли «дикарская радость», а вот «от самоубийственной речи» — знаем, что такое. Мандельштам прочёл стихотворение про «широкую грудь осетина» в том числе и Пастернаку, а Борис Леонидыч порекомендовал забыть эту самоубийственную речь. Выводить из двух ситуаций: чтения и звонка, — стихотворение … ну, не понимаю, правда не понимаю. Написано оно, исходя из советских представлений о добре и зле, если уж обращаться к чувствам, прививаемым социумом: страху, вине и стыду. Мы можем только реконструировать воспитание людей, живших сто лет назад, но можем ли мы понять их?
Первые восемь строк — живые и настоящие, дуновения от пастернаковской строки хватило ещё на семь, а потом пошла описательность, натяжка слона на глобус, особенно умилила:
Под утро бормочешь в подушку,
казнишься, мол, жив, повезло,
Моментально всплывает в памяти гениальное:
Как обещало, не обманывая, Проникло солнце утром рано Косою полосой шафрановою От занавеси до дивана. Оно покрыло жаркой охрою Соседний лес, дома поселка, Мою постель, подушку мокрую, И край стены за книжной полкой. Я вспомнил, по какому поводу Слегка увлажнена подушка. [«Август» Б.Л. Пастернак (1953)]
Насколько знаю, подробности звонка известны со слов самого Бориса Леонидовича, а то, насколько хороши поэты в своих мифологиях, мы хорошо знаем. Ведь знаем же? Нет, речь не о том, что Пастернаку никто не звонил, или он всё время врал, нет — мы не знаем ничего доподлинно. Не знаем, это был допрос, издёвка или реальная возможность спасти Мандельштама, но знаем, что существует много версий разговора.
Стихотворение Пастернака, взятое в эпиграф:
Лист смородины груб и матерчат. В доме хохот и стекла звенят, В нем шинкуют, и квасят, и перчат, И гвоздики кладут в маринад. [«Бабье лето» Б.Л. Пастернак (1946)]
скорее о мироустройстве, мотив «квартира как мир» встречается и у Хармса в стихотворении «Постоянство веселья и грязи». В эссе можно, поэтому и продолжу дальше о приятном.
Вот стихотворение Пастернака:
Бабье лето Лист смородины груб и матерчат. В доме хохот и стекла звенят, В нем шинкуют, и квасят, и перчат, И гвоздики кладут в маринад. Лес забрасывает, как насмешник, Этот шум на обрывистый склон, Где сгоревший на солнце орешник Словно жаром костра опален. Здесь дорога спускается в балку, Здесь и высохших старых коряг, И лоскутницы осени жалко, Все сметающей в этот овраг. И того, что вселенная проще, Чем иной полагает хитрец, Что как в воду опущена роща, Что приходит всему свой конец. Что глазами бессмысленно хлопать, Когда все пред тобой сожжено И осенняя белая копоть Паутиною тянет в окно. Ход из сада в заборе проломан И теряется в березняке. В доме смех и хозяйственный гомон, Тот же гомон и смех вдалеке. 1946 год
А вот Хармс:
Постоянство веселья и грязи Вода в реке журчит, прохладна, И тень от гор ложится в поле, и гаснет в небе свет. И птицы уже летают в сновиденьях. А дворник с черными усами стоит всю ночь под воротами, и чешет грязными руками под грязной шапкой свой затылок. И в окнах слышен крик веселый и топот ног, и звон бутылок. Проходит день, потом неделя, потом года проходят мимо, и люди стройными рядами в своих могилах исчезают. А дворник с черными усами стоит года под воротами, и чешет грязными руками под грязной шапкой свой затылок. И в окнах слышен крик веселый и топот ног, и звон бутылок. Луна и солнце побледнели, созвездья форму изменили. Движенье сделалось тягучим, и время стало, как песок. А дворник с черными усами стоит опять под воротами и чешет грязными руками под грязной шапкой свой затылок. И в окнах слышен крик веселый и топот ног, и звон бутылок. 14 октября 1933 года.
Кто такой «дворник» у Хармса? Это смотритель миропорядка, который растерялся и стоит чешет затылок (когда мы чешем затылок? хорошо, что в литературе означает «чесать затылок»?), ему не чуждо человеческое, в том числе и растерянность перед новым устройством жизни.
Любопытно, что у двух таких разных поэтов появляется мотив происходящего в доме как объяснение устройства мироздания. До 1917 года коммунальные квартиры так же существовали, но люди заселялись в них добровольно, хоть и по необходимости, после 1917 года никакой добровольности не осталось, коммунальные квартиры распространились и на тех, кто раньше пошёл бы в них заглядывать, только возомнив себя Достоевским или Гиляровским, то есть на тех, у кого раньше не было нужды в таком способе проживания. Конечно же, этот сдвиг не мог не отразиться и на стихотворениях, как не могло не отразиться изобретение паровоза или уход свечей и керосинок из быта.
Сама по себе строка «взыграет дикарская радость» очень нравится, правда вот при таком написании: «взыграла дикарская радость», а вот всё произведение целиком не складывается в какую-то единую картину, разве только (возвращаясь к описанному коллегой чувству) читатель может сказать: «ага, у меня нет повода так стыдиться» и пережить огромное и неприятное чувство заранее, как бы показниться понарошку.
Но даже в таком случае — думаю, что понимаю, но не разделяю. Если догадка с вселением сразу в двух поэтов верна, то совсем ничего не понимаю.
Е.О.:
Вопрос, который я бы задал прежде любого обсуждения этого текста: есть ли у читателя возможность воспринимать этот текст, не обращаясь к известной истории с телефонным звонком Сталина Пастернаку? То есть необходимо ли нам знание всех этих подробностей? Все наши рассуждения: стоит ли выводить стихотворение из ситуации, да кто что сказал, да с какой интонацией, да какие чувства испытывали участники, — всё это важно только если читать текст как «рисунок с натуры», только если не видеть в нём абсолютно самостоятельное произведение. На мой взгляд, можно полностью отрешиться от истории со звонком Пастернаку, можно не знать, о ком идёт речь даже — и всё равно воспринять эту психологическую драму. Неважно о ком идёт речь, вот в чём дело. Раз уж говорим о Пастернаке, возьмём в качестве аналогии стихотворение «Гамлет». Важно ли нам, о ком идёт речь? Очевидно, нет. Уровень обобщения таков, что ненужные подробности стёрты, а эффект всё равно сильный. Конечно, аналогия далеко не полная, это просто в качестве примера.
У меня получилось прочитать этот текст, совсем не коснувшись имени лирического героя. Вопрос, повисший над ним, — экзистенциальный вполне, и первая аналогия, которая приходит в голову — это «Посторонний» Альбера Камю.
Не буду настаивать на возможности сопереживания лирическому герою стихотворения 51. Просто мн кажется, что автор сделал всё для того, чтобы чувство передалось. А дальше — мяч на стороне реципиента.
Удивительно, Юлия. ) Это я о хармсовском дворнике. Да, растерявшийся, скорее всего, из-за перемен в «доме». Но фигура неоднозначная. И да, похож именно на смотрящего за миропорядком. Мне кажется, этот персонаж заслуживает отдельного разговора.
Конкурсное произведение 55. «Последние ягоды»
Ю.М.:
«Ого, какой текст», — с грустью думала я, потому что (судя по комментариям) он так и остался непонятым большинством.
Самая крутая строка:
У девочки красивое лицо,
Как будто ей его нарисовали
Попробую восстановить символический ряд, который в финале говорит о месте, из которого нет выхода, о месте остановления. И место этого остановления: старость, это «сюда не возвращаются назад» и «отсюда никуда не уезжают».
Девочка, вполне возможно, означает что угодно, выполняя функцию антитезы, но (случайно или намеренно — неважно) получается очень хорошо, очень точно.
Если вспомнить о противопоставлении красивого и прекрасного и мёртвого и живого, и о том, что родственники умирающего перед кончиной часто видят девочку (душу), то строка начинается переливаться дополнительными смыслами. Что, если это и есть — душа?
И тогда стихотворение становится наипрозрачнейшим. Становится ясно, что ни ужастика, ни апокалипсиса и в помине нет, а есть традиционное стихотворение, в своей структуре обращающееся к символам.
Мы вряд ли найдём в канонических источниках расшифровку «последним ягодам», а вот если обратимся к фольклору, городскому романсу, быличкам, потешкам, шансону и т.д. — то увидим, что речь о «зрелости».
Вот и эстрадный Евгений Евтушенко не мог пройти мимо них:
Пора единственная, самая любимая, когда случается, что тихо-тихо так одна-единственная ягода рябинная ещё качается в заснеженных ветвях. Она чуть с подчернью, она уже неяркая, тёмно-бордовая, с морщинистым бочком, совсем непрочная, а изморозь ноябрьская её подёрнула своим седым пушком. Она не тешится. Она над зимней слякотью, такая маленькая, знает обо всём: что не удержится, что тайна поздней сладости умрёт под валенками или колесом. К ней не дотянешься. Она одна, заветная, в порывах стонущих над сучьями торчит. Нет, не обманешься, но на губах заветренных, губах беспомощных всё ж чуточку горчит... [«Последняя ягода» Евгений Евтушенко (1971)]
У эстрадных стихов есть та же особенность, что и у книжных: вбирать в себя все пласты, не чураться ничего, дело всегда в том, как это сделано и что за пласты отобраны для поглощения.
А вот почему как будто не очень символы читать умеем, — как бы знать, скорее всего это как-то связано с византийством, но в ту пустыню не пойду, останусь здесь.
… вдруг поняла, что этот текст и о культуре: снова дихотомия «прекрасного и красивого» нам в помощь, — это мёртвая девочка с нарисованным лицом, с красивым лицом, поди, симметричным, а жизнь всегда несимметрична, ошибочна, и оттого прекрасна.
… допускаю, что у Евгения появится какая-нибудь третья (четвёртая?) интерпретация. Ведь христианин вспомнит Библию:
10 В винограднике своем не собирай все до последней ягоды и не подбирай упавших виноградин.
[Библия. Современный русский перевод Книги Священного Писания Ветхого и Нового Завета Канонические. Ветхий завет. Третья книга Моисея. Левит (2011)]
а филолог — что-то ещё. Мне было бы любопытно узнать, как в европейской традиции обходятся с образом/символом «последних ягод».
Е.О.:
Скорее нравится. Прежде всего — ненавязчивостью. Стихотворение оставляет читателю простор для мысли, не ведёт его «на коротком поводке» от начала к финалу.
Девочка с нарисованным лицом. Художники пишут картины, не рисуют. То есть это графика, а не живопись. Речь, наверное, не идёт о красоте. Лицо-маска. Смысл её неясен. Это может быть, например, травматичное вытеснение образа или просто забытое, которое ЛГ силится вспомнить, но может лишь приблизительно «дорисовать по памяти».
А ещё мне интересно место действия. «Отсюда никогда не уезжают» я читаю как «уехать отсюда ты можешь, но это место будет следовать с тобой по жизни всегда, куда бы ты ни уехал». При этом вспоминается почему-то Кэндзабуро Оэ, «Игры современников», «деревня-государство-микрокосм». Возможно, всё это рисунок в японском стиле. Вот ещё одна ассоциация: «Земляника под снегом»! Японские сказки. С уникальными иллюстрациями Геннадия Калиновского.
Финал замечательный.
Конкурсное произведение 59. «Видел, узнал, молчу»
Е.О.:
Это стихотворение оставляет в недоумении. Всё складно, но для чего? Невнятные посиделки получились. Молчаливое застолье. Когда прочёл про Вийона, вспомнил «Песенку майского жука» Поля Фора (перевод Юрия Стефанова) — пример текста, в котором в одном поэтическом произведении удачно сведены фигуры разных эпох:
«Майский жук жужжит на воле. Шарлемань томится в школе. Принял в Риме он венец. Скоро мытарствам конец! Майский жук жужжит на воле. Жанна д’Арк томится в школе. На костёр её ведут. Побежим удить на пруд. Майский жук жужжит на воле. Ришелье томится в школе. Он полез на Монтобан. Мы полезем на каштан! Майский жук жужжит на воле. Робеспьер томится в школе. Он взошёл на эшафот. Мы затеем хоровод. Майский жук жужжит на воле. Бонапарт томится в школе. Перед ним Бородино. Дать звонок пора давно. Майский жук жужжит на воле. Мсье Дюту томится в школе. Хоть учитель мсье Дюту, и ему невмоготу. Майский жук жужжит на воле. Франция томится в школе. Ах, как тошно взаперти! Майский жук, лети, лети!». [«Песенка майского жука» Поль Фор (в пер. Юрия Стефанова)]
В этом же тексте краткие портреты персонажей не добавляют убедительности. Поэты-волхвы? Даже на уровне фабулы неинтересно. Прочёл. Пожал плечами. Остался равнодушен.
Ю.М.:
Прекрасное стихотворение! В отличие от многих текстах #о_поэтах, не паразитирует на именах, не разгоняет эмоции на пустом месте, не-не-не. А что же — да?
Во-первых: дарит счастье узнавания, — нейробиологи говорят, что мозг человека любит встречать как_бы_знакомое (но это подлежит поверке), во-вторых даёт возможность непроизвольной улыбки; когда видишь умелые пропорции смешивания несочетаемого, эклектику, сдерживаемую знанием о гармонии, то — как не радоваться?
А третьи утверждают: «Это рожа
От сокола на тощем воробье.»
это очень крутая строка, невероятная просто. Представляете? У сокола есть рожа и эта рожа на тощем воробье! Это смешно, мило, глупо, потешно, да всё разом!
Вместо заключения:
Е.О.:
Скудна оказалась очередная двадцатка на яркие стихотворения. Стихи 44 и 51, на мой взгляд, ставят вопрос о том, насколько готов читатель разделить чувства лирического героя. Пожалуй, их и отмечу:
44. «Сказка» (за полёты во сне и наяву)
51. «Звонок другу» (за энергию и психологизм)
Ю.М.:
Все пять текстов примечательны своим миром, который можешь принимать или не принимать, но не можешь не отметить существование этого мира.
Одни выходят на сцену, чтобы глаголом жечь, кромсать и резать, другие в тишине библиотек нарезают центонами Бёрнса голосом Маршака и что-то ещё, иногда что-то ещё прибавляют.
Любить все эти миры невозможно, да и ненужно, но если хорошо подумать, то существование отдельно взятого мира не будет под угрозой прекращения, если всё поле наполнено и полуденным зноем, и шмелями, и оводами, и вон там коровки в воде от насекомых спасаются, а листья блестят на солнце, сверкает вода, цветы изморились цвести и пахнуть будто наперегонки, и … каких ещё сокровищ тебе?
