О конкурсных произведениях со 281 по 300 говорят обозреватели Кубка Мира по русской поэзии Юлия Малыгина и Евгений Овсянников.
Ю.М:
Пятнадцатый диалог (надеюсь, мы всё же перевалили за экватор), я хотела бы открыть вариацией собственных установок на чтение.
Тут и там, по ходу конкурса, раздаются голоса о том, что слово не то, ударение не то, строка не та, но голоса эти так раздаются, что нет сомнений: читают они стихи побуквенно, пословно и построчно.
Тогда как стихи НЕ ЧИТАЮТСЯ ПОСТРОЧНО, н е ч и т а ю т с я, не читаются — ни побуквенно, ни построчно, ни построфно — стихи читаются целиком. Стихи не состоят из букв, строк и строф, стихи состоят из стихов, из поэзии, из всей поэзии — бывшей до и будущей после, стихи состоят из себя — так же как атом состоит из атома, так и стихотворение состоит из стихотворения и то место, в котором атом перестаёт быть атомом, а стихотворение перестаёт быть стихотворением — и есть стучащее место, стучащее и в том смысле, в котором стучат колёса поезда и в том смысле, в котором тётя стучала на дядю в далёком 37-ом. То слово, которое перестаёт быть поэтическим словом — доносит на стихотворение, обнажает его.
Есть ли другие стихи, которые состоят просто из букв, строк и строф — да, конечно, из этого состоит большинство текстов, с удовольствием и без конца доносящих на себя, что они не стихи, а всего лишь стихи в прагматическом смысле — поздравить племянницу, выплакаться, пожаловаться, восстановить в памяти, убить время, самовозвыситься над остальными, и т.д.
Но стихи (те, которые я люблю, несомненно, это же я строю высказывание) состоят из воздуха, они живут, они знают, что поэзия — не в словах, а в отношениях между словами, в том, какие эти отношения создают эффекты. Они состоят из стихов — все стихи друг между другом разговаривают, перекликаются, как перекликаются колокола на звонарне — и некоторые поэты ощущают себя звонарями и только, некоторые — колоколами, а иные — той самой башней, в которой и ведётся эта перекличка.
И вот когда ты подходишь к стихотворению, ты не знаешь, на самом деле, кто его написал — тот, кто может подобно башне, спокойно дать звучать тексту и писаться самому, тот, кому подобно колоколу будут мешать постоянно соседи, или отзвук, только отзвук как отпечаток — ты не знаешь, что перед тобой и какая глупость думать, будто можешь что-то понять, прочитав по слогам — мы не затем учились не читать по слогам, чтобы не понимать, мы затем жили и читали, чтобы чувствовать, потому что все стихи (даже авангардные, особенно авангардные) пребывают в области чувства. И разница в том, какое чувство возникает; к пятнадцатому диалогу всё же ещё не чувствую раздражения, а что до скучных текстов, которых много, — подумаешь, эка невидаль.
О.Е.:
Да, согласен. В продолжение разговора об анализе и синтезе: это как раз пример того, что анализ преобладает над синтезом при чтении. Возможно, это результат того, что и написан текст аналитически.
Конкурсное произведение 281. «Приближается / Удаляется»
О.Е.:
«сломанное не ломается сорванное не срывается закрытое не закрывается сломанное не ломается уроненное не роняется забытое не забывается» (Псой Короленко)
Вот и пример нескладываемости, пестроты и мозаичности подоспел. Что даёт эта форма «с чужого плеча» содержанию стихотворения? Что забирает она у него?
Ю.М.:
Мне напомнило стихотворения с прошлого сезона, но как будто метафизики стало меньше, а сюжета стало больше.
Форма здесь затмила содержание, но сама мозаичность, сами повороты поэтического сюжета любопытны — как будто случаются вспышки и гаснут, случаются и гаснут:
Лестницы вскрик, плотоядный выстрел,
Чёрный труп опознает солнце.
Намёки, намёки, намёки на то, что в тексте происходит нечто значительное, но прояснением жертвуется в угоду красоте. И это красивый текст, да.
О.Е.:
Оставим в стороне вопрос о понимании даже. Пусть себе. ) Юлия, а в какой точке сходятся все эти торчащие в разные стороны вскрики и выпады? На чём происходит синтез?
Ю.М.:
В произведении-то? Ну, оно же вызывает у Вас реакцию, верно? Вот здесь и располагается синтез — вызов реакции. Не всегда ведь нам нравится то, что мы видим, есть много эстетических категорий.
Другое дело — запланирована ли эта реакция?
Для меня текст любопытен, он меня завлекает: «смотри, смотри, чего покажу», правда, ничего не показывает, но это уж дело десятое.
О.Е.:
Цельную реакцию — нет, не вызывает. ) На мой взгляд, у этого текста проблема со сходимостью. Но обратил на себя внимание, и ладно. Если в этом был авторский замысел, то всё хорошо. )
Конкурсное произведение 283. «Пододеяльники»
Ю.М.:
Такое чувство, что в этом году тема проводника, точнее — проводницы, эдакого Харона в юбке, цветёт пышным цветом.
Мертвится всё, — яблоки, простыни, — разные предметы, бывавшие символами жизни, омертвляются, но — зачем?
Затем, чтобы отменить на символическом уровне страх смерти или … подменить страхом жизни?
Тайна сие великая есть, но замечу, что в тексте нет таких ответов, да и вопросов.
Вполне себе традиционные стихи, которые найдут отклик во многих.
О.Е.:
Согласен с характеристикой текста, Юлия. Стих плоский, как утюгом выглаженный. Гладит, гладит, и — ? До хоррора не дотягивает. А дотягивает до чего? Неведомо.
Конкурсное произведение 284. «Счастливый, глупый»
О.Е.:
Смелое, открытое, размашистое стихотворение. Впечатляет масштаб характера лирического героя.
Вспоминается почему-то видеоряд: «Космическая Одиссея 2001 года» Стэнли Кубрика. Наверное, из-за соразмерности.
А из стихотворных ассоциаций — Юрий Бердан, «Фата Моргана».
Хороший стих.
Ю.М.:
Аполлон Григорьев то ли в 1852-ом, то ли в 1857 напишет стихотворение-признание:
Да... я люблю вас... так глубоко, страстно, Давно... И страсть безумную свою От всех, от вас особенно таю. От вас, ребенок чистый и прекрасный! Не дай вам бог, дитя мое, узнать, Как тяжело любить такой любовью, Рыдать без слов, метаться, ощущать, Что кровь свинцом расплавленным, не кровью, Бежит по жилам, рваться, проклинать, Терзаться ночи, дни считать тревожно, Бояться встреч и ждать их, жадно ждать; Беречься каждой мелочи ничтожной, Дрожать за каждый шаг неосторожный, Над пропастью бездонною стоять И чувствовать, что надо погибать, И знать, что бегство больше невозможно.
Оно будет большое и тревожное, наполненное открытым чувством, да — почему будет? — оно таким остаётся.
Понятно, что разговаривает, ведёт диалог, это стихотворение со стихотворением Пушкина:
Я вас любил: любовь еще, быть может, В душе моей угасла не совсем; Но пусть она вас больше не тревожит; Я не хочу печалить вас ничем. Я вас любил безмолвно, безнадежно, То робостью, то ревностью томим; Я вас любил так искренно, так нежно, Как дай вам Бог любимой быть другим. 1829 г.
Переходя к нашему тексту, замечу, что ощущение ровно такое же: текст ведёт диалог с текстами, которые как будто утрачены (хотя, нет, конечно), — в нём много отчаяния, но это отчаяние как будто немного театральное, слишком выпуклое:
Я помню всё. Я слишком помню всё. Тропа всё круче. Камнепады бьют на жалость. Осталось три желанья. (Было сто). Осталось два. Потом – одно осталось: богиня слёз, страданий и любви, прошу тебя, верни мою ничтожность!
Верю абсолютно в приключения желаний, а в искренность «верни мою ничтожность», — не очень верю.
Но как хороши финальные две строфы!
Не дай вам бог перерасти того, кто был всесильным великаном детства. Как страшно! – верить только в одного себя, и в одиночестве глядеться в бездонность бытия – глаза в глаза, и видеть то, что никому нельзя.
Сразу Аполлон Григорьев и вспоминается, верно?
Конкурсное произведение 294. «Смерть Патрокла»
Ю.М.:
Что меня удивляет, так это собственная реакция: это стихотворение воспринимается как полноправное традиционное стихотворение. Вот-де, у нас персонажи, мы знаем, что они будут делать, они ж персонажи, поэтому мы или устроим им необычные приключения, или будем постоянно проговаривать отношение к происходящему, тем самым разрывая ткань, делая её рыхлой.
Ну вот тут рыхлая ткань (в хорошем смысле):
Клятвы раздали, долги посеяли,
Руки пожали, сделали ход конём.
А боги появятся только в седьмой серии
Неожиданно выстрелившего кино.
В одном месте даже раёшник проскакивает:
Сценаристы — такие читеры.
Звонок для тебя, а не для учителя.
Словом, максимальная игра, но — удалась ли она? Финальные титры выглядят ожидаемее всего и если отнестись к форме, как к содержанию (а здесь скорее форма правит бал), то что она нам сообщает? Что — «ничто не ново под луной»? Ради чего всё это взрыхление, буравчики и даже раёшник один раз? Поди, знай.
Но — занимательно, не отнять.
О.Е.:
Перефразируя известный анекдот: хорошая болезнь — историко-литературный склероз. Ничего не болит, лёгкость в перьях необыкновенная и каждый день столько нового. )
Это ведь пройдено всё много раз, переодевание персонажей античности в современную одёжку. Что нового прибавляет к уже состоявшимся знаниям и чувствам этот текст?
Конкурсное произведение 296. «Имена»
О.Е.:
Удивительно созвучно это стихотворение стиху 284. Возможно, у них один и тот же автор. В любом случае, это даже не взгляд, а мировоззрение. Зрелый, сильный текст. Чувствуется в нём какое-то страстное отношение к миру и … монументальность? Н-нет, монументальность — застывшая глыба, а здесь в словах — внутренняя динамика.
Понравилось. Спасибо, автор.
Ю.М.:
Евгений, вот согласна, динамика-то есть, а вот точка, с которой эта динамика творится — что-то очень большая для меня.
Интонационно — это очень медленное, даже упоённое стихотворение, как живописует себя автор — а-а, что такое. Он-де и тени испугает (то есть, когда субъект пойдёт, тени исчезнут, представляете? но думаю, речь о том, тени — это что-то плохое, а не наивный отпечаток фигуры на асфальте, ну или речь о полудне, как о максимальном времени света); и мир прочитает, и будет только жизнь и «ты», то есть — он.
Редкое качество — настоящая любовь к себе и абсолютная уверенность в себе, как в единственном пророке, правда пророки больше про пророчества, а не себя в пророчестве, но и такие стихи имеют право на звучание, конечно. Очень цельные ведь, в этом самолюбовании, на всех уровнях.
Вместо заключения:
Ю.М.:
Могу сказать, что вдруг (наконец-то) узнала, что обзоров стихотворений, пришедших на конкурс, осталось не так много.
И не сказать, чтобы это сильно обрадовало, но порадовало — есть в определённости своя магия, по крайней мере можно всё распланировать, распланировать свои силы.
И сколько ни читаю стихи, всё не покидает ощущение лимитированных сил: как будто кто-то стоит над людьми и заставляет их вписывать стихи в канву, открытки ли, знаний о сетевом конкурсе ли, чего-либо ещё ли.
И так радуюсь, когда встречаю настоящее — просто было стихотворение, автор взял его да отправил на конкурс, а мог и не отправить ведь. Но для такой спонтанности хорошо было бы ещё и подумать: «а точно ли это стихотворение — самое лучшее у тебя на сегодняшний день?» С кем ещё ты соревнуешься, как не с собой, когда соревнуешься? М?
О.Е.:
Юлия, примерно это я имел в виду, спрашивая несколько обзоров тому назад о том, случится ли открытие. )
Да, ощущение зажатости есть. Вот как большие мастера уходят от этого? Вспоминаю замечательный, яркий текст Василия Аксёнова, который назывался «В поисках жанра». Знаете, что было написано в качестве подзаголовка, определяющего жанр? Ещё раз «В поисках жанра». А что это есть на самом деле — байка — не байка, травелог — не травелог, пойди-пойми. Неважно это. Потому что забавно, интересно и очень свежо. А победителей не судят, как известно.
Мой фаворит в этой двадцатке — стихотворение
